Под пенье мин и снарядов

Клавдия Павловна положила передо мной увесистую папку. Появилась она у нее в июне 1941 года после того, как ее мужа Ивана Ивановича Великанова призвали в армию.

Более четырех лет подшивала Клавдия письма от любимого человека. Их 280. Иные трудно прочесть — поблекли чернила, стерся карандаш, другие обветшали, собрались в гармошку, и уже тоже не восстановить текст. Письма с фронта. В них одних находили поддержку долгие годы миллионы советских людей. Семья Великановых, пусть совсем маленькая, из двух человек, тоже черпала силы из солдатских треугольников. “Очень часто писал Ваня, а я еще чаще”, — вспоминает Клавдия Павловна.
Первые письма с фронта датированы маем 1942 года. Все они начинаются почти одинаково: “Здравствуй, мой ненаглядненький Мильчик. Спешу послать тебе несчетно горячих поцелуев и желаю быть здоровенькой”. А дальше — приветы родным и близким, воспоминания о прошлой жизни, грезы о будущем. О фронтовой жизни — вскользь, очень скупо. “Только после Победы начал рассказывать про войну”, — замечает Клавдия Павловна. Но даже по оброненным мимоходом фразам можно судить о тех испытаниях, что выпали на долю Ивана Ивановича.
“Мильчик, больше писем не пиши и от меня не жди долго, может быть, и... Я сегодня улетаю по ту сторону...” — написано в мае 1942-го. А это чуть позже, 3 августа: “Сейчас у твоего Мильчика красуется на груди правительственная награда — орден Красного Знамени. Я его сегодня получил”. За что? Не пишет. Через 10 дней: “Мильчик, я почти стал весь седой”.
Горячие деньки выдались и осенью 1942 года: “Пять часов утра, а я еще сегодня не смыкал своих очей”. “Нахожусь все еще на старом месте. Бьем врага и его технику, а главное — танки. Ты пишешь, что брат убит. Ничего не поделаешь. Это так же может получиться и со мной. На то и война. А она без жертв не бывает”. “Да, стал старик (а Ивану Ивановичу не было и 30. — Авт.). Ну ладно, лишь бы быть живому. Желаю получше отметить праздник 7 ноября. Но нам отмечать придется другим”.
Новый 1943 год Иван Иванович встретил в лесу: “Правда, близко есть деревни, но они пожжены немцами, и если которые и целые, то в них нет жителей. И так от передовой 30-40 км. Не увидишь никого, кроме военных”. А вот письмо, датированное 26 июля 1943 года: “Сидим-сидим в этой земле, да и взбесимся. Как с ума не сойдем? Бывают такие моменты, что и не рад жизни”. Четырьмя днями позже жалуется на скуку: “Здесь очень скучно. Только что и веселье: выйдешь вечером поближе и переговоришь из автомата по фрицам. И они не задерживаются с ответом. Ну еще часто поют мины и снаряды”. А потом настрой его меняется: “Вроде такого выдающегося ничего нет”.
Иван Иванович берег покой своей молодой жены, даже когда уходил в бой, писал “назначили на работу”, “производились работы ночью”, “перешел на другую работу”. Да, и его фронтовые письма скорее напоминают любовные, настолько они пронизаны заботой, нежностью, настолько ласковые. И что примечательно, нет практически ни одного признания в любви, но какие слова! “Мой родненький и дорогой Мильчик”, “мой ненаглядненький Мильчик”, “крошка”, “голубеночек”.
28 октября 1942 года Иван Иванович пишет: “Мильчик, ты не знаешь, как я скучаю по тебе, тоскую. Желал бы хоть минутку посмотреть на мою ненаглядную. Хоть бы на одну минутку ты вышла у меня из головы. Все ты и ты”. А 16 января 1944 года: “Все немило. Так хочется побыть с тобой хоть немного времени. Хочется поцеловать твои губки и посмотреть в твои карие глазки, ведь ты дороже мне всех на свете. И даже самой жизни”.
Клавдии Павловне посчастливилось в годы войны пять раз встретиться с мужем. Ездила к нему в Дзержинск, в госпиталь в Муром и Вологду, в Гороховецкие лагеря.
У этой истории счастливый конец: Иван Иванович вернулся с фронта, родились трое сыновей. Сегодня семья Великановых — известная и почитаемая в городе супружеская пара. Недавно она отметила 66-летие совместной жизни.