Без дома, без близких...

Через несколько дней, увидев его вновь, я не выдержала, подошла и поговорила с ним. Он рассказывает не спеша и как-то немного отстраненно, как будто не о себе. Удивляюсь его правильной речи безо всяких слов-сорняков.
Жил человек. Были у него любимая жена и любимая работа, мастерская, где он писал картины. Больше двух тысяч его произведений висят в квартирах жителей нашего города.
А потом жизнь перевернулась. Чем больше любишь, тем сильнее ударяет предательство. А если любимый человек для тебя все... “Выгнал жену, потом “обули” с квартирой, детей нет”.
И не осталось у человека ничего. Ничего, кроме Бога. И пошел человек к Нему. “В церкви сказали, что прегрешения я стыдом своим замаливать должен”. Ночует в подвале: “У меня там человек двадцать иногда собирается. Тепло, только темно, читать нельзя”.
Иногда он подрабатывает: зная о его честности и порядочности, просят последить за дачами за Волгой. Ни на что не жалуется, ни на что не сетует. Нет в нем ни озлобленности, ни ненависти, ни зависти. Только глубокая, затаенная боль и печаль.
Как же сумел сохранить он светлую душу, ясную память и хорошую речь, живя среди людей, опустившихся и потерявших всякий человеческий облик? “Вот, сестра, книгу я великую читаю”.
Можно, конечно, сказать, что каждый человек сам строит свою судьбу. Но зло, ложь, обман больше всего ударяют по тем, кто меньше всего способен на них. И трудно устоять, когда рушатся привычные понятия о добре, порядочности, когда близкие предают и мошенники пользуются твоей открытостью и доверчивостью.
“Вода читать мешает, книгу мочит”, — он положил Библию в котомку, поднялся с колен. “Жить тебе, сестра, до восьмидесяти лет”. Перекрестился, поклонился и пошел...
Все так же моросил дождь, а я смотрела вслед уходящему человеку. Человеку без дома, без близких, без надежды...
А мы... Мы просто проходим мимо. Мимо боли, несчастья, страданья, брезгливо отворачиваясь, не замечая или второпях бросая монету.                 
Юлия КРУТОВА.