Умрем, но Сталинград не сдадим

Александр Шибаршин (справа) с боевым товарищем. Снимок сделан во время войны. Фото из личного архива дочери

Письмо, отправленное в редакцию газеты, Полина Александровна подписала кратко — дочь солдата. В этих двух словах — коротких и емких — безграничная любовь дочери к отцу и уважение уже взрослой и умудренной жизнью женщины к солдату.
“Вот уже 11 лет, как ушел из жизни мой отец — Александр Иванович Шибаршин, но память о нем жива, — пишет Полина Журавлева, — я свято храню все его медали, ордена, благодар­ственные письма. Кроме того, берегу рукописи о нелегком дет­стве в 30-е годы и о том, как он воевал. День Победы папа считал самым главным праздником. Мы с ним каждый год в этот день ходили на парад. И День Победы сейчас для меня стал главным днем”.
Предлагаем читателям познакомиться с воспоминаниями солдата Александра Шибаршина.

Погрузили в вагоны и увезли в неизвестном направлении
“Я родился 1 марта 1922 года в селе Сумки Горномарийского рай­она Марийской Республики.
В 20-х годах после революции и гражданской войны мой отец задумал построить деревянное несамоходное судно (баржу). Он был плотник-судостроитель. В период нэпа вместе с сыновьями Василием (1903 года рождения) и Алексеем (1906) исполнил свою мечту и в конце 20-х годов начал возить по Волге грузы.
В основном баржа работала на Вольских цементных заводах — в Жигулях. Перевозил горную породу от карьера до места переработки ее в цементную муку. Отцу за это государство платило аренду. Вольнонаемной силы не имел, так как все работы выполнял с двумя сыновьями сам.
В 1930 году баржу у отца ото­брали и утопили, а самого его арестовали и привезли в Йошкар-Олу. Сыновья Василий и Алексей из семьи вышли, так как у них к тому времени уже были жены и дети. Остальных членов семьи — мать, сестру и меня — из Сумок увезли в Йошкар-Олу, отобрав дом и все имущество.
В Йошкар-Оле жили в больших сараях из досок. Таких, как мы, там было еще несколько сот человек. Чуть позже привезли арестованных мужчин к своим семьям, всех вместе погрузили в товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении.
Выгрузили нас недалеко от города Каменска-Уральского. Там мы жили в построенных самими ссыльными землянках. В начале сентября 1930 года нас перевезли в другое место — на север Свердловской области.
Отец работал на заготовке леса, сестра в кирпичном сарае стояла у печи. Рабочим выдавали 100 граммов муки. Я был устроен моей сестрой на этот кирпичный “завод”: переворачивал кирпич для проветривания.
В мае 1932 года отец от истощения умер. Похоронив его, мы втроем — мать, сестра и я — ночью вышли из лагеря и направились вдоль Урала на юг. Шли только ночью, питались травами.
Шли в течение месяца и вышли к станции Чусовой. Оттуда на поезде доехали до Перми. В Перми сели на пароход и таким образом приехали на родину, в село Сумки.
В пути следования на пароходе нам было голодно, и я ходил по пароходу и просил подаяние, так как мать больная, а сестра уже была взрослой и стеснялась.

Хлеб из березовой коры
Мама поселилась в доме у старшего сына Василия, который тоже плотничал, как когда-то и отец. Родственников у нас было много, и меня то одна тетка к себе возьмет, проживу у нее месяц или два, то другая. Так я окончил в Сумках начальную школу в 1934 году.
Помню один случай. Так как продуктов нет, муки 300 граммов на четверых, мать решила эту муку мешать с березовой корой. Зимой она вместе со мной пошла в лес. Снегу было очень много, и мать утонула по самую грудь. Я, не в силах помочь, бегал по тропинке туда-сюда, плакал и не знал, что делать. Благодаря разным палкам и сучкам, что я ей кидал, она выбралась на тропу. Вот так давался хлеб из березовой коры.
А в 1935 году старший брат забрал меня к себе, в это время он работал на сплаве. Брат потребовал, чтобы я окончил семь классов, после окончания которых по­ступил в Звенигово в ФЗУ по специальности судомашинист. В 1940 году работал на пароходе кочегаром.

“Из Сталинграда дороги нет!”
Боевое крещение получил в Сталинграде в составе 34-го гвардейского стрелкового полка, который занимал оборону ниже 62-й переправы.
До Сталинграда от железнодорожной станции Баскунчак по степям шли пешком, так как двигаться поездом было небезопасно — каждую ночь летали немецкие самолеты и вели бомбежку.
Дороги, ведущие в Сталинград, были установлены захватывающими лозунгами: “Из Сталинграда дороги нет!”, “Умрем, но Сталин­град не сдадим”. Шли отдельными группами.
Группа, в которой был я, прибыла на место первой. Сразу же были обеспечены оружием и боеприпасами. Нас направили в 34-й гвардейский стрелковый полк 13-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал Родимцев.
2 ноября 1942 года я переправлялся в Сталинград. Сходя с катера, мы всей группой сходу попали под минометно-артиллерий­ский обстрел. А переправа работала только в ночное время.
После окончания обстрела вдвоем с товарищем направились вниз по Волге и прибыли во 2-й батальон полка, которым командовал гвардии старший лейтенант Лазарев.
Примерно около 12 часов ночи всех собрали и разместили по блиндажам на передовой у Г-образного дома по четыре человека. Мы были уставшие после перехода, поэтому, видимо, нас командование пожалело и не дало никакого задания, вероятно, хотело, чтобы отдохнули несколько часов. А чтобы мы спокойно спали, не сказали о том, что немецкая передовая находится всего в 100 метрах от нас.
Утром, когда прояснилась видимость, товарищ, с которым шли вместе от переправы, пришел ко мне в блиндаж и торжественно сообщил “новость”, что он уже стрелял по немцам. Я взял винтовку, и по траншее мы прошли в сторону от блиндажа. Нас, неопытных, тут же заметили фашисты. И я впервые почувствовал, как около меня ложились пули, образуя маленькие фонтанчики. Ну если рассказывать, что было дальше, то… это уже история.
Утром 19 ноября в траншею к нам пришел комсорг и сообщил радостную весть, что наши вой­ска пошли на окружение немецких войск. А ночью 20 ноября мы уже видели вспышки боя за Сталин­градом. И в эту ночь во время перестрелки я был ранен, после чего лечился в Саратове.
После госпиталя, окончив 1-й учебный артиллерийский полк, организованный Сталиным в Коломне, в боях я участвовал уже в звании старшего сержанта тяжелой артиллерии (орудовал 152-миллиметровой пушкой-гаубицей) — командиром орудия.
Здесь очень много можно рассказать хорошего, ведь артиллерия — это бог войны, и мы, артиллеристы, своим богом гордились и держали технику в исправном состоянии и боевой готовности.

Взял деревню — вступил в партию
Впервые со своим орудием я вступил в бой при форсировании реки Сож у районного села Ветка. И так все время в боях, так как часть наша — 59-я тяжелая пушечная бригада 22-й артиллерийской дивизии — относилась к роду войск РГК, или ее еще называли дивизией прорыва. А немцы бросали листовки, в которых нас называли “королевскими разбойниками”. Это потому что командир дивизии был Королев.
На территории Польши у местечка Марки я получил первую награду — медаль “За отвагу”. Вторая — орден Отечественной войны — была вручена мне за Франкфуртом у деревни Маркендорф, где я со своим орудием выехал на прямую наводку от противника на расстоянии 100 метров.
Разбив несколько укрепленных пунктов (шесть домов), наша пехота свободно взяла деревню. И начальник политотдела бригады подполковник Гурский на огневой позиции тут же поздравил со вступлением в члены партии на правах отличившихся.
Весь мой орудийный расчет, как и я, был награжден орденами. Торжество Победы пережить мне по­счастливилось у берегов Эльбы, в городе Цербст.
По окончании войны мне присвоили звание старшины. Вернувшись на гражданку, я вновь сплавлял лес по Волге, который, кстати, шел на восстановление разрушенного Сталин­града, а также частично пострадавших Астрахани и других городов. И с февраля 1970 года продолжаю трудовую деятельность в коллективе 4-го строительного треста”.

На этом воспоминания Александра Шибаршина прерываются. Долгие годы после этого он не брался за перо, чтобы продолжить рассказ о своей жизни. Дальше растил детей, радовался жизни. И всегда помнил о Дне Победы и о тех, кто не дожил до нее. Всю любовь и уважение к товарищам и своей стране передал дочери.