Вот такой он, мой папа

— Подъем!
Я в испуге открываю глаза. Нет, это не армия и не военное училище, и даже не лагерь. Это мой папа.

— Встаем, одеваемся и заправляем постель. Быстро! Что валяемся как беременные тараканы? На все про все вам сорок секунд!
Настенные часы в виде кошечки раздражают. Ее тупо вращающиеся глазищи порой сводят меня с ума. Но папа настоял на них. Он считает, что благодаря им я хоть чуть-чуть научусь чувствовать время. Так вот, кошак показывал шесть часов.
— Пап, ну рано же еще…
— В ваше время я вставал за час до школы и повторял уроки, — поучает папочка.
Слышится стон и недовольное сопение брата. Женька упрямо повернулся на другой бок и укрылся с головой одеялом.
— Ты чего, спортсмен? — отец срывает с него одеяло и ставит на ноги. — Марш в туалет!
И так все время. Исключая дни, когда папа работает сутками. Два утра из семи мы с Женькой можем вволю выспаться. В его выходные нам приходится “подчиняться”. Почти ежедневная зарядка и повторение пройденных в школе тем, естественно, на пользу нам. Но армейский режим и командирский тон делают утро порой невыносимым.
Мой папа — военный. Он работает во вневедомственной охране уже около двадцати лет. Бойцовскую выправку не растерял. Каждый день норматив: бег пять километров. Частенько он приобщает к нему и всю нашу семью. У папы мощное телосложение. Как говорил Карлсон, “мужчина в полном расцвете сил”. Он даже похож на американских качков из боевиков. Папа, кстати, предпочитает смотреть их на ночь, оглушая дом автоматными перестрелками и взрывами. Правда, его круглое лицо с глазами, в которых задористые огоньки перемешались с упрямым характером, делают главу семейства менее устрашающим.
Маму он любит. Но вместо цветов дарит мороженое и при этом бросает его через всю комнату со словами: “Лови!” Мне это кажется немного диковатым… Но он такой, какой есть. Несмотря на все его другие заморочки, мама тоже любит папу.
Из-за моих частых опозданий папа по­дружился с директором школы. Теперь чуть что он узнает обо всем в первую очередь. А у меня при виде директрисы начинается тошнота. Подчиниться — значит покориться. Кажется, выйти из этого тупика нель­зя. Но почему-то к папе отношусь я так же благосклонно, как и прежде. Все же борьба двух фронтов за мою пунктуальность принесла пользу и закончилась успешно. Хотя, оглядываясь назад, понимаю, что те дни для меня были сущим адом.
Папа требует порой невозможного. Он хочет видеть меня успешной, первой в классе и школе, в спортивных достижениях, запрещает есть много сладкого. Ежедневно интересуется, не появился ли у меня парень, потом напоминает, что неплохо было бы и завести. Ведь он уже составил план воспитания своих внуков… Папа должен знать все. И когда одни из его желаний реализуются, он хвастается всем: “Это моя девочка!” В голосе слышится неприкрытая гордость.
Во всех его поступках и поведении присутствует доля ребячества и наивности. Его писклявый смех способен заразить и мертвого. Я думаю, ему неплохо подошла бы профессия озвучивателя мультиков.
Несмотря на жесткий контроль, требования, я знаю: папа очень добрый и заботливый. Он любит нас.