Геннадий Матвеев: Я у власти не подручный и не подкаблучный, а дипломат

Фото из архива Г.Матвеева

Во время нашей встречи руководитель Чувашской республиканской организации Общероссийской общественной организации инвалидов войны в Афганистане “Инвалиды войны” Геннадий Матвеев был сильно озабочен: как отправить 70 ребят в Сызранское вертолетное училище на экскурсию? В тот день ему пришло письмо из администрации Новочебоксарска, в котором более 20 фамилий учащихся старших классов. Эти ребята пока только в списке экскурсантов. И каждый для Геннадия Петровича представляет огромный интерес, потому что кто-то из них обязательно станет вертолетчиком, как он сам когда-то.

— Геннадий Петрович, откуда у вас такое огромное желание приобщать молодых ребят к военной службе?
— А кто же еще будет этим заниматься, если не мы, афганцы? Я сам окончил это училище, какое-то время преподавал в нем, там трудятся мои друзья, однокурсники.
Возим ребят из Чувашии на экскурсии с 2008 года. С того состава в училище поступил выпускник 61-й чебоксар­ской школы Алексей Васильев. В прошлом году он окончил его с красным дипломом. Отличный парень. В 2013-м по­ступили семеро ребят. И за каждым следим, если есть проблемы, помогаем.
Вначале мы возили в Сызрань по 20 парней, в прошлом году — 70. Дело в том, что С.Шойгу, когда стал министром обороны, оценив боеспособность Вооруженных сил, ужаснулся и объявил набрать в вертолетное училище до 600 человек. А такое училище к тому времени в России осталось только в Сызрани.
Вот и схватился начальник училища за голову: как привлечь ребят в армию и заинтересовать их? Он обратился к нам. Так наши поездки стали востребованными не только ребятами, но и самим училищем.
Одиннадцатиклассников везем в надежде на то, что они сразу пойдут поступать, а среди десятиклассников отбираем ориентированных на военную службу, чтобы они, своими глазами увидев вертолеты и казармы, узнав историю вертолетной авиации, посидев на тренажерах, приобщились к жизни военного.
Сейчас везем очень большую группу ребят. Это стало возможным в том числе и благодаря Главе Чувашии Михаилу Игнатьеву, который под­держал нас и дал команду мест­ному самоуправлению помогать и содей­ствовать в этом деле.
— Какими качествами надо обладать, чтобы по­ступить в вертолетное училище?
— Парни проходят очень жесткий отбор, особенно тщательно проверяется психологическое состояние ребят. Такой отбор я рекомендовал бы организовать для всех, кто садится за руль, и, возможно, страшных ДТП было бы меньше.
Главное для вертолетчика — быть здоровым, и понятно: он должен хорошо сдать ЕГЭ. Тут есть еще и такой момент: отличник, золотой парень, а садится в вертолет, у него стрелки разбегаются, а у двоечника они на месте. Быть летчиком — это дар. Тот же Чкалов — хулиганистый был, а вот герой же. Для нас большая удача найти именно тех, кто от Бога.
— Ваша организация общественная, зачем вам этим заниматься?
— У нас четыре направления деятельности: медико-социальная реабилитация инвалидов, увековечение памяти погибших, военно-патриотическое воспитание молодежи и пропаганда здорового образа жизни.
Где мы можем помочь государству? Конечно, в патриотической работе. В рамках медицинской реабилитации ведем работу по направлению в санаторий им. М.Лиходея “Русь” (Московская область) совмест­но с республикан­ским госпиталем для ветеранов войн. Наш офис находится здесь же. Ребятам это очень удобно. Приезжают подлечиться, а заодно решают и другие проблемы. Некоторые узнают о нас, только находясь в госпитале.
Всякое бывает, сейчас вот парню помогаем, у него по­шли метастазы, ни один врач не берется, не дают направлений ни на лечение, ни на операцию. Пришлось обратиться за помощью к министру здравоохранения Алле Самойловой. После ее звонка взяли.
Ходил парень, работал, а как заболел, не знает, куда идти, у кого помощи просить. Для таких случаев мы и суще­ствуем. Если бы нас не было, может, и его уже не стало бы.
Ежедневно пять-шесть человек приходит. По-всякому бывает. Вот пришел парень, говорит: “Я в Афгане воевал, а мне квартиру не дают”. Спрашиваю: “А ты в очереди стоишь?” “Нет”, — отвечает. Вот как так решать проблемы?
Помогаем встать в очередь и вместе с городской  администрацией ищем возможности. Сейчас, слава Богу, нам начали помогать, дают социальное жилье. И это лучше, чем жить в одной комнате в общежитии уже со взрослыми детьми.
— Как удается помочь людям, потерявшим всякую надежду?
— В Новочебоксарске живет Николай Филиппов. Сам он молчун, за него жена Татьяна бегает. Жил на гемодиализе, весь желтый. А врачи разводили руками, говорили, пересадка почки нужна.
Пришел я к министру, тогда здравоохранением Нина Суслонова руководила. На мою просьбу помочь отвечает: “Квот нет”. А я ей: “А если я с квотами помогу?” Она смотрит на меня и во взгляде написано: “Кто ты такой?”
Буквально через неделю ей позвонили и дали квоту. “Как достал?” — спросила она меня потом удивленно. Я к этому делу подключил лидера нашей организации Андрея Чепурного. Он вышел на директора Центра трансплантологии Валерия Шумакова. После этого мы с Ниной Суслоновой подружились, она поняла, что я не болтун и что не ради каприза к ней прихожу, а по делу.
Для пересадки почки Коле надо было собрать 800 тысяч рублей. Родственники помогли. Но в самый последний момент пришло письмо от Шумакова: “Не можем прооперировать в согласованные сроки в связи с тем, что прокуратура Москвы наложила табу на трансплантацию”. Татьяна плачет. Была соломинка един­ственная, за которую она ухватилась, и ее вдруг не стало.
Поискали во всех клиниках, обзвонили центры по всей стране. В Екатеринбурге нашли наполовину частную клинику. Созвонились, те говорят: “Давайте к нам”. И они поехали. Почка прижилась. Сегодня Коля бегает. Благодаря нашей настойчивости и настырности он жив. И таких примеров много.
Я настолько медицину изучил на живых людях, что, наверное, и кандидатскую могу защитить.
Приходят со всякими проблемами. Даже с вопросами об устройстве внуков в садик. И я понимаю. Пусть он сам не болеет, пусть за внучку бегает, это тоже его проблема, а значит, и наша.
— Сколько членов сейчас в вашей организации?
— На учете состоят 553 человека, в 17 районах есть мест­ные отделения.
— А в Новочебоксарске есть отделение? Что-то не слышно о нем.
— Отделение есть, но ребята пока еще не раскачались.
— Почему вы за это дело взялись?
— Почему я к инвалидам отношусь с особым трепетом? Наверное, потому, что сам полтора года лежал в госпитале в Москве. Ох насмотрелся там! Молодые ребята без ног и рук, слепые... Как обычно, это красивый парень в тельняшке, здоровый, крепкий, а… сидит в коляске. И, как назло, жена красавица. До 18 лет он имел все, и в одно мгновение у него ничего не осталось.
У одного из моих товарищей нет руки по самое плечо. Как-то ему один чиновник говорит: “Вы во сколько оцениваете свою руку?” “Мне не нужно денег, я хочу, как и ты, женщину обнимать двумя руками”, — ответил ему мой друг. В этом весь смысл.
Я и сам был первый летчик в полку. И в одночасье стал никем.
— Как попали в госпиталь?
— В одном из боевых вылетов я упал в Афганистане, да так, что вертолет сгорел. И вроде не умер, но и жив не был. Мой спаситель майор-десантник, рассказывал, как нашел меня и моего товарища. Он вел свою роту на задание, а мы как раз грохнулись рядом. Вытащили нас. Второй пилот был еще жив, а я никакой.
Я пережил клиническую смерть. Врачи дождались транспортабельного состояния и через девять дней отправили меня на самолете в госпиталь имени Бурденко.   Мое состояние было очень тяжелое: перелом основания черепа, перелом нёба, глаз был выдавлен из орбиты и висел. В сознание пришел через девять дней.
Собирали меня полгода. Доктор просверлил лобную кость, вставил два штыря, закрепил пластину и на нее собрал мне лицо. Когда выписался через полтора года, еще долгое время было страшно на себя смотреть. Доктор успокаивал, говорил, что у клеток есть способность воспринять прежнее положение. Вот я убеждаюсь, что так оно и есть. Но все равно, те, кто меня в детстве знал, и мои сослуживцы не узнавали.
— Как это пережили?
— У меня всегда был стержень. Служба в авиации дисциплинирует, в экстремальной ситуации ежесекундно чего-то ждешь, и ты готов все время. Это и помогло.
— Сколько лет тогда вам было?
— 33 года.
— Проблемы афганцев в том, что они в жизни спиваются?
— Один я такой хороший, думаете? Ладно, ногу ото­рвало, это пережить можно, а то, что у тебя другое лицо, ты был реактивным, а тут любое движение — все больно. Да, была и есть проблема у афганцев с алкоголем. И ребят этих очень понимаю.
Я взрослый мужик был, капитан. А что спросить с 18‑летнего пацана? У меня была семья, дочка, потом еще одна родилась. Была поддержка, я знал, для чего живу. А что у 18-летнего? Он тоже семью хочет, а к нему даже никто не подходит. Над этой проблемой целый институт должен работать.
— После госпиталя вернулись на родину?
— Как летчик я привел себя в порядок, дослужился до майора, в 91-м году уволился, но ждал, когда очередь на квартиру дойдет.
Тогда был комитет по труду и занятости населения. Мне предложили курировать трудоустройство бывших военных. В феврале приехал сюда, отремонтировал квартиру, в сентябре пошел на работу. Там я нахватался проблем социально уязвимой группы.
Когда предыдущему председателю общественной организации Владимиру Михайлову предложили место, он ушел. Тогда товарищи проголосовали за меня. Было нас 27 человек, сейчас 553.
— Как считаете, в чем успех вашей организации?
— В социальном партнер­стве. Все эти баррикады и противостояние ни к чему хорошему не приводят. Умение найти общий язык с чиновниками — это наша стратегия. Благодаря этому начали разрабатывать социальные проекты. Не деньги нужны инвалидам, им нужно внимание.
— Многие организации, подобные вашей, живут за счет спонсоров. А вам удается зарабатывать деньги?
— Большая часть наших средств — это гранты и социальные проекты. Особенно плодотворным для нас был 2008 год, тогда мы сумели получить почти миллионный грант. Деньги даются за эффективность.
К счастью, наши задумки министерствами и ведом­ствами хорошо воспринимаются. Благодаря этому смогли заняться реабилитацией инвалидов. Мебель, помещения, оргтехника — все это стоит денег. У нас две машины, которые при необходимости используются как социальное такси — отвезти-привезти инвалидов. Для них поезд­ки всегда проблема, поэтому, если просят, никогда не отказываем.
— Ваша работа тут видна, а как оценивают на уровне России?
— Рейтинговая оценка растет. В России 69 региональных организаций. Сейчас наша входит в первую десятку.
Являюсь членом президиума Центрального правления. Нас всего девять человек в президиуме, и я горжусь тем, что представляю в нем Чувашию.
— Депутаты поддерживают?
— Список будете писать? Он очень длинный.
— А как вас воспринимают чиновники?
— По-всякому, чаще поддерживают. Бывает и такое, что ревнуют, когда у нас получается, а у них нет. Но в этом нет ничего плохого. Мы делаем свое дело — помогаем инвалидам.Я у власти не подручный, не подкаблучный, я — реально действующий руководитель. Я дипломат.
— Чье мнение для вас дорого?
— Года четыре назад семьями отдыхали в санатории “Русь”, шашлыки решили приготовить. Как полагается, под шашлыки тосты пошли. Очередь дошла до моей супруги. Она умеет от души сказать, а тут удивила и меня.
“Когда Геннадия Петровича избрали, готова была костерить постоянно за то, что он занимался делами инвалидов, а я должна была одна справляться с детьми, — сказала она. — Но когда поняла, что это его дело, отстала, а сейчас смотрю и думаю, что он был прав”. Этот момент для меня был очень важным.