Георгий Фомиряков: Я научился из всего брать только хорошее

Художник-этнофутурист Георгий Фомиряков. © Фото Валерия Бакланова

Эту неделю любители живописи вполне могут назвать “фомиряковской”: в Национальной библиотеке открылась его персональная выставка, посвященная 113-летию со дня рождения Сеспеля, а в выставочном центре “Радуга” специально к приезду посла Индии в России сразу в двух залах представлены работы Георгия Фомирякова. Вместе с другим известным художником Анатолием Рыбкиным он показал картины, выполненные после посещения Индии, а также на чувашскую тематику, которыми автор не только гордится, но и считает бесценными, потому ни с одной не собирается расставаться.
Более 20 лет он развивает в своих работах национальную тему, этнические мотивы и пытается понять душу народа. Каждый раз стоит ему выставиться, его искусство непременно вызывает интерес не только коллег, но и публики.

— Заметила, что вы редко выставляетесь, несмотря на то что известный художник и к тому же плодотворно работаете.
— Действительно, нечасто провожу персональные выставки. Причина тому одна: у меня тематиче­ские выставки, и в каждой представляю новое направление в своем творчестве.
Сейчас в искусстве такая тенденция — рецептуализм. Это когда художник работает в самых разных направлениях: от реализма до абстракционизма.
Я сам создал свою школу, нашел свой стиль через исследование европейского искусства, психологии цвета. Учился у мастера Владимира Ильюшенко, который является наследником учений Фаворского, великого теоретика и графика в русском искусстве.
Этот могучий человек передал мне те сакральные знания, которые ни в одном учебнике не найдешь. Обучение с ним помогло найти отправные точки и без­ошибочно выйти на профессиональный уровень, а не просто барахтаться в воде, не зная куда плыть, чего ждать.
— У вас очень своеобразные отношения с цветом. Если для других это свет, пятно, то у вас он главный герой в картине. Много ярких красок. Некоторые побаиваются их, потому что работать с ними очень сложно.
— Я для себя нашел верный путь: восприятие цветов через национальную культуру.
Вырос я в чувашской деревне недалеко от Чебоксар. В детский сад не ходил, моей няней была бабушка. Уникальный человек, обладала интуитивными знаниями, очень умело сочетала цвета, хотя никогда не училась этому.
У нас дома стоял ткацкий станок, и бабушка постоянно трудилась на нем. Я помогал ей. Мне очень нравилось разматывать мотки с разноцветными отрезками тканей. Переплетение цветов завораживало. И, возможно, именно это наблюдение помогло мне найти свой стиль.
Без подготовки очень сложно работать с яркими красками. В таких работах цвета начинают кричать как неправильно взятые ноты. Чтобы они не диссонировали, а гармонировали друг с другом, надо грамотно подобрать пропорции.
— Очень сложно с самой юности найти свой стиль. Многие пытаются копировать известных художников. Вы с кого брали пример?
— Никого не копировал. Но кумир у меня был и есть, это Леонардо да Винчи. В свое время приобрел все книги о нем. Настолько был вдохновлен им, что даже поступил на вечернее отделение медфака. Изучал анатомию. Тогда я сделал очень много рисунков.
Вместе с пониманием анатомии пришло и понимание души человеческой. Эти знания помогли позже при написании портретов в реалистичной манере.
— Этнофутуризм сейчас становится довольно модным направлением в искусстве. У чувашской интеллигенции есть интерес к этно?
— Интерес и внимание к этой теме есть. Надо создать артрынок, чтобы продвигать современное искусство, одним из направлений которого является этнофутуризм — яркое проявление национального искусства.
— Этнофутуризм неплохо бы вписался в городскую архитектуру, он мог бы украсить интерьеры банков, библиотек...
— Этнофутуристические стили могут существовать и в городской среде — в оформлении витрин магазинов, например. В современную среду легко вписывается этот стиль. Выглядит при этом очень современно. Художники и архитекторы могли бы внести свой вклад в преображение столицы.
В последнее время я чувствую интерес к этой теме. Он понятен: без самобытного искусства нет народа.
Свою коллекцию я готов предоставлять банкам, другим учреждениям, для того чтобы продемон­стрировать возможности искусства. 
— В “Радуге” вы представили свои картины, написанные после поездки в Индию. Зачем туда поехали?
— Мечта об Индии зародилась у меня еще в седьмом классе. Отец повесил на стену большую географическую карту. Я очень любил читать книги: приключения, научно-популярную литературу.  Вот тогда меня притянула Индия. И я себе сказал: “Первая страна, в которую по­еду, будет Индия”.
Это было в 1994 году. Однажды проснулся и захотел поехать в Индию, неудержимо. Сказал род­ственникам, сел в поезд и поехал. Шел по Москве, раздумывая, как попасть в страну. Вдруг на другой стороне улицы увидел кришнаита. Догнал его. Он оказался студентом из Узбекистана.
Я давай его допытывать: раз ты кришнаит, у тебя же есть гуру, сможет он помочь мне поехать в Индию? На что новый знакомый говорит: “Зачем тебе мой гуру, вот же тут рядом Центр Рериха, иди туда”.
С собой у меня была папка с картинами. Пришел к директору, сказал: хочу в Индию. Собрались сотрудники музея, посмотрели работы, и они им понравились. Но в экспедицию собирались только через полгода. Тогда директор дала мне телефон президента Международного клуба  искусств имени Рериха. Владимир Анисимов — известный художник, организатор многих экспедиций. В тот день он отмечал день рождения супруги и отказался меня принимать.
Тогда я решился и сказал: “Может так случиться, что вы больше потеряете, чем я”. “Ладно”, — согласился он. И я поехал к нему. Гостями оказались члены-корреспонденты Академии наук, маститые художники. А супруга Анисимова посмотрела на картины и вспомнила, что видела мои работы на выставке в Центральном доме художника в Москве год назад. Тогда Анисимов сказал: “Ну раз твою работу даже через год узнают, то включаем тебя в группу”. Так я оказался в экспедиции по Индии, которая проходила в рамках культурного обмена между Индией и Россией.
Мы ездили в Гималаи, были в имении Рериха в долине Кулу, северную Индию посмотрели. Потом я организовал выставку в Чебоксарах, и она была очень хорошо воспринята. В той поездке я снимал видео, сделал фильм. Чувашское телевидение подготовило передачи со мной, в которых использовались фрагменты фильма.
— Как стали художником?
— До поступления в художественный вуз работал на заводе, отслужил в армии, поступал в летное училище и только потом понял, что призвание мое  —  быть художником.
— Когда проснулись знаменитым?
— Всегда чувствовал, что не похож на других. Меня как художника еще в начале 90-х годов заметили известные искусствоведы России. Тогда же моя фамилия была включена в банк данных лучших российских художников и рейтинговую книгу художников России. В те же годы удостоился первой премии среди молодых художников за картину “Ночь огненного змея”. Все это для меня не главное. Самый главный критик я сам.
— Большая выставка авангарда в конце восьмидесятых просто взорвала и общественность, и мир художников. Тогда вы растормошили людей своим искусством, а сейчас есть такая сила в чуваш­ском искусстве, которая могла бы что-то подобное организовать?
— Большинство художников выживает, работает на продажу. Я никогда не сдавал картины ни в галереи, ни в салоны. Стоит начать продаваться, как приходит искушение. Хочется еще больше денег, еще больше успеха.  И тогда художник начинает штамповать, забыв о том, какие он перед собой ставил цели когда-то.
Временами и мне было тяжело. Я терпел. Чтобы начать новое в искусстве, надо уметь сосредотачиваться.
— У ваших картин есть история, легенда, уже сформировавшееся направление в искусстве.  Вы своего рода профессор, который в искусстве достиг вершин и много открытий сделал. А у профессора непременно должны быть своя школа, свои ученики. У вас они есть?
— Мои дети. У меня их трое, все они в искусстве. Племянник тоже художник, поступил в Академию художеств имени Репина.
Знания передаю потихоньку. Нельзя сразу нагружать, надо ждать. Надо дать удочку, а не рыбу. Если есть удочка, они сами будут пытаться, искать свое место и в жизни, и в искусстве.
— Семья ваша в республике хороша известна. Ваш брат — чемпион мира по каратэ, другой — известный бизнесмен. А вы будучи художником всерьез увлекались каратэ, и то, что ваши картины хорошо продаются, говорит о том, что и предпринимательская жилка есть в характере.
— Кто-то из известных сказал, что художнику надо обладать десятью талантами, чтобы помочь одному пробиться. Так в жизни и получается.
— Айги соединял художников и поэтов с миром. А вот сейчас есть некая потерянность...
— У меня есть картина “Мудрец”, посвященная Айги. Это триптих. В Сербии напечатали его в этом году. Многим художникам любовь к иллюстрации привил Айги. В этом году я сделал обложку к книге Ашмарина. Специально к нынешней выставке, посвященной Сеспелю, создал 22 иллюстрации в виде картин.
— Сеспель — это случайно?
— Случайностей в жизни нет. Очень ответственная работа, и я постарался сделать все, чтобы мне не стыдно было.
— Свою жизнь планируете?
— Нет. Возможно, мне следовало хотя бы планировать расписание выставок. Но я живу скорее интуитивно. Как ветви дерева, стремлюсь к солнцу, обходя препят­ствия.
Ставлю перед собой грандиозные задачи и выполняю их. Темы, проекты приходят в виде озарений, и я уверен: как бы ни было тяжело, их выполню. Работать творчески, общаться с людьми — это и есть наслаждение.
— В деревне вас не считают бездельником, как любого свободного художника?
— Нет. Земляки видят, как я работаю. Сам построил мастерскую, дом. У меня все есть. Рядом с галереей сажал деревья, сейчас там вырос настоящий лес. Деревен­ские по грибы ходят, восхищаются: “Наш Гера Фомиряков лес вырастил!” Мне хотелось бы, чтобы люди бережно относились к окружающей среде.
— Как относитесь к восхищению?
— Мне нравится и когда хвалят, и когда критикуют. Я научился из всего брать только хорошее. Для развития полезна критика, она помогает стать сильнее. А то, что хвалят, очень вдохновляет.