То, что вечно, – человечно
Афанасий Фет к концу жизни считался лишь крепким хозяйственником. Только недавно начался второй виток переосмысления его великого наследия. Фото из архива Гослитмузея
5 декабря — 200 лет со дня рождения великого русского поэта Афанасия Фета. “Жизнь моя — самый сложный роман”, — написал на склоне лет в одном из писем Афанасий Фет. Он неоднократно пытался прочитать и осмыслить его, но всякий раз находил в нем великие тайны, разгадать которые не смог до конца своих дней. Стремились сделать это и его современники, исследователи творчества поэта в XX столетии. Но слишком велик и недосягаем оказался для них гений.
Тонкий, как эфир
В большинстве своем всё, что было написано о Фете, вызывает в одном случае недоумение, в другом — улыбку. И в этом есть своя закономерность.
Современников удивляла личность Фета, парадоксальная и противоречивая, полная тайн и загадок, начиная от происхождения и кончая созданием настоящих жемчужин мировой лирической поэзии.
За более чем пятидесятилетнюю творческую деятельность Фет пробовал свои силы во многих художественных и публицистических жанрах, но настоящего успеха достиг в лирике. Небольшие по объему стихотворения с необычайной точностью передают душевные переживания, оттенки зарождающихся эмоций и чувств, красоту окружающего мира.
Тема любви — одна их ведущих в творчестве Фета. Продолжая традиции Пушкина, вечно влюбленный, он и в 72 года, незадолго до смерти, продолжал славить великие чувства двух любящих сердец, их красоту и нежность.
Неслучайно Аполлон Григорьев назвал цикл стихотворений любимого им поэта мелодиями. А Василий Боткин указал, что “мотивы Фета заключают в себе иногда такие тонкие, такие, можно сказать, эфирные оттенки чувств, что нет возможности уловить их в определенных отчетливых чертах и их чувствовать в той внутренней музыкальной перспективе, которую стихотворение оставляет в душах читателя”.
Пел на свой лад
Сам Фет писал, что за его “звуком непокорным”, за стихом “незвучным и упорным” скрывается “тайный стих”. Такая поэзия с ее культом красоты и чистой лирикой оказалась непризнанной современниками.
Знаток творчества поэта писатель Сергей Залыгин отметил: “Не так уж много в русской литературе поэтов признанных, но и беспощадно порицаемых, даже презираемых. Фет — такая фигура”.
Немногие из современников могли по достоинству оценить масштаб и значимость созданных им произведений. Его любил Лев Толстой, называл гениальным Владимир Соловьев, единственным и неповторимым — Николай Страхов.
Куда больше было у Фета недругов. Среди них Иван Тургенев, Дмитрий Писарев, Михаил Салтыков-Щедрин, Николай Чернышевский, игравшие заметную роль в общественно-политической жизни страны в 60-е годы XIX столетия. И каждый из них в соответствии с идеологическими установками политических течений дал оценку творчеству Фета.
Так, Салтыков-Щедрин увидел в стихотворении “Прежние звуки с былым обаяньем…” “вопль души об утраченном крепостном рае”. В сознании современников и последующих поколений Фет стал заядлым крепостником.
Этот миф в течение десятилетий кочевал из одного исследования в другое, получил свое развитие в одном из томов Большой советской энциклопедии: “Его поэзия, вскормленная поместно-крепостнической обстановкой, глубоко враждебна идейно-общественной направленности шестидесятников, в частности поэзии Некрасова”.
Об этом же, но в более мягкой форме было сказано в других научных изданиях, включая учебники для общеобразовательных школ.
А сколько было карикатур, уничижительных эпиграмм в адрес Фета, который хотел остаться в поэзии лириком! Подобное желание в 60-е годы многим казалось странным. Почему лириком, а не политиком, борцом с самодержавием? Фет не смог дать ответа на поставленные перед ним вопросы. “Он не только не считался с духом времени, пел на свой лад, — отметил в статье “Мир как красота” Дмитрий Благой, — но решительно и крайне демонстративно противопоставлял себя этому духу”. И был жестоко наказан за свою строптивость.
Травля Фета за его несогласие с либерально-радикальной идеологией привела к тому, что собрание его стихотворений, изданное в 1863 году тиражом в 2400 экземпляров, не было распродано при его жизни, а он умер почти через 30 лет. Четыре выпуска “Вечерних огней” были отпечатаны тиражом в несколько сотен экземпляров. Правда, такие ценители, как Федор Достоевский или Петр Чайковский, прекрасно сознавали гениальность Фета, но сколько-нибудь широким это осознание стало возможным лишь в последующие десятилетия.
Наследие без ярлыков
В середине 90-х годов XIX века на литературном небосклоне появились имена Александра Блока, Валерия Брюсова, Федора Сологуба, считавших своим предшественником Фета и создавших новое, неоромантическое течение — русский символизм. Началось углубленное изучение поэтического наследия Фета. Но начатый процесс осмысления творчества поэта был прерван октябрьским переворотом 1917 года.
Фет попал в разряд “певцов усадебной поэзии” и на долгие годы был вычеркнут из истории русской литературы. Новый этап в изучении творческого наследия Фета начался в середине восьмидесятых годов прошлого века. С того времени ликвидировано немало белых пятен в биографии поэта, дана новая трактовка фактам, связанным с его рождением, сняты идеологические ярлыки, навешанные на поэта на протяжении более чем 150 лет.
Но, к сожалению, Фета без всяких натяжек по-прежнему можно включить в число забытых писателей. Он известен нам лишь в виде толстого однотомника избранной лирики да всякой “мелочовки” вроде рассказов, отдельных статей и избранных писем.
Пора расширить наши представления об этом удивительном явлении русской жизни, каким был Афанасий Фет, полный загадок и тайн, разгадать которые предстоит уже нам.
КСТАТИ
Фет или Шеншин?
Будущий поэт родился в селе Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. За несколько месяцев до его рождения мать Шарлотта-Елизавета Фет (урожденная Беккер) сбежала от мужа, судейского чиновника в городе Дармштадт Иоганна-Петера Фета с русским помещиком Афанасием Шеншиным. Обвенчались Афанасий Шеншин и Шарлотта-Елизавета лишь в 1822 году.
После рождения мальчик был записан как законный сын Шеншина, однако, когда ему было 14 лет, Орловская духовная консистория сочла отцом Афанасия, родившегося до брака, гессен-дармштадтского подданного Фета и присвоила ему отцовскую фамилию. Юношу лишили не только фамилии, но и титула дворянства, наследства и гражданства.
В 1873 году Афанасию Фету вернули фамилию Шеншин и дворянство. Но все свои произведения он подписывал как Афанасий Фет.
ЭТО ИНТЕРЕСНО
Шесть фактов о Фете
• Изначально фамилия поэта должна была писаться как Фёт, но при публикации стихов в 1842 году в журнале “Отечественные записки” она была набрана как Фет. С тех пор такое написание сохранялось при всех последующих публикациях.
• Фет — автор знаменитого палиндрома “А роза упала на лапу Азора”.
• В 1840 году Фет за свой счет напечатал книгу “Лирический Пантеон”. Успеха сборник не имел, а позднее Фет каждый раз, встречая эту книгу у букинистов, приобретал ее и уничтожал. Теперь “Лирический Пантеон” считается библиографической редкостью.
• В конце жизни тяжелобольной Фет, оставив жене записку: “Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному”, попытался совершить самоубийство. Вскоре после того, как секретарша отобрала у него нож, Фет умер от сердечного приступа.
• Редактором издания стихотворений Фета 1856 года был Иван Тургенев. Он отсеял примерно половину стихов предыдущего издания (1850), а две трети оставшихся подверг переработке. Впоследствии Фет заявил, что “издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным”, однако никакой попытки вернуться к старым текстам не сделал.
• В последние годы жизни Фет, когда ему случалось проезжать мимо здания Московского университета, обязательно приказывал кучеру остановиться, выходил и плевал в сторону университета.
Ласточки
Природы праздный соглядатай,
Люблю, забывши всё кругом,
Следить за ласточкой стрельчатой
Над вечереющим прудом.
Вот понеслась и зачертила —
И страшно, чтобы гладь стекла
Стихией чуждой не схватила
Молниевидного крыла.
И снова то же дерзновенье
И та же темная струя, —
Не таково ли вдохновенье
И человеческого я?
Не так ли я, сосуд скудельный,
Дерзаю на запретный путь,
Стихии чуждой, запредельной,
Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
Целый мир от красоты
Целый мир от красоты,
От велика и до мала,
И напрасно ищешь ты
Отыскать ее начало.
Что такое день иль век
Перед тем, что бесконечно?
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, — человечно.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправить комментарий.
- версия для печати