Человек на войне. Часть 3. Из плена домой

Продолжаем публикацию мемуаров бойца Первой мировой войны Корнила ШАДРИНА, которыми любезно поделилась его внучка новочебоксарка Ирина Львовна. В первой части (“Человек на войне. Часть 1. Иду за родину”, “Грани” № 92 от 17 декабря 2022 года) участник войны рассказал о подготовке к боевым дей­ствиям, во второй (“Человек на войне. Часть 2. Цветы и пулеметы”, “Грани” № 4 от 21 января) — о пребывании на фронте. Сейчас же речь пойдет о высылке земляка на принудительные работы.

Африка

Во Франции нас, бойцов, по­грузили на корабль. Мы преодолели Средиземное море и прибыли в Африку, в город Оран в Алжире. Эта страна была французской колонией. 

Здесь нас встретила охрана, нас распределили по вагонам. В каждом был темнокожий охранник, а в составе — несколько вагонов с вооруженными до зубов людьми. Ни на какой станции нас не выпускали. Ехали двое суток. Когда выезжали из Орана, по дороге видели зеленые сады с фруктовыми деревьями. Но вскоре всё это великолепие сменила пустыня Сахара. Ни куста, ни дерева, ни травинки — только камень и песок. 

Нас привезли в лагерь. Кругом проволочные заграждения в два ряда высотой два метра. Между ними канал глубиной и шириной тоже по два метра.

Давали хлеба — в один день буханку на двоих, в другой — на четверых. И суп с  фасолью, вернее, воду, заправленную фасолью.

Гоняли на прогулки по бездорожью, километров по 10 в день проходили. На 40-50-градусной жаре. С собой ничего, ну разве что фляга да котелок. Конечно, под охраной из сенегальцев. Они шли с нами пешком, а французы ехали на лошадях.

По пустыне как подует ветер — песка нанесет, как у нас снега на Урале. Такие же “сугробы”. Только к ночи обратно в лагерь. 

Еще гоняли нас на бесполезную работу к ближайшей крепости. Там мы срывали бугорки и засыпали ямы. Зачем это было нужно, никто не знал.

Кстати, в лагере и до нас было много русских, а всего тысячи две человек. И все возились с этой крепостью, чуть подальше которой на горке стояла пушка. Особый мир, свое государство, отрезанное от всего.

• Корнил ШАДРИН, участник Первой мировой войны:
  — Все полгода пребывания в лагере я гадал: за что нас держат в таких нечеловеческих условиях, что мы сделали плохого для Франции? Столько товарищей полегло на полях Шампани — для чего?

Грусть сенегальца

В лагере нам не давали никаких газет, письма отправлять было нельзя. Кто-то из ребят пытался это делать через часовых, но через несколько дней корреспонденция приходила обратно.

Кормили, как я уже говорил, так, чтобы только не умерли с голоду. За глоток воды готовы были отдать всё. Нет да нет, кто-нибудь отправлялся на тот свет. 

Охранники-сенегальцы, кстати, тоже были невольниками, это мы быстро поняли. Стояли на постах в форме серо-голубого цвета, отороченной кругом желтым сукном, такого же цвета были их широчайшие брюки, а на головах — красные фески. Сами черные, как смола, только зубы блестят и глаза. Грустные глаза, глаза таких же рабов, как и мы.

После голодовки — на рынок

Однажды мы объявили голодовку. Она продолжалась шесть дней, после которых приехала какая-то комиссия и врач. Он выяснил, что большинство из нас в безнадежном положении, ведь мы уже не могли вставать с места. 

Врач наказал сперва дать по кружке воды на человека, а потом поднести супу с хлебом. В итоге нам дали пайки французских солдат.

А затем сказали, что пора нас продавать. Выдали арестантское обмундирование из материала желтого цвета: куртку и брюки, пробковую каску. И повезли на рынок в городишко, название которого я не помню. Там продавали людей оптом и в розницу. Приезжали покупатели, набирали, кому сколько народу требуется. Кому-то двух человек хватало, кому-то пятьдесят или даже сотню. Нужны были сапожники, портные, кузнецы, печники. Если не владел этими навыками, могли купить для работы в карьере.

У мсье

Нас, 20 человек, взял один помещик. Ему нужны были люди для полевых работ.

Хозяйство у него было большое: лошадей и мулов сотни две, сорок быков, трактор, молотилка с паровым двигателем, легкий автомобиль, кузница.

Местные работники думали, что мы у них отнимаем заработок. Но потом, когда подружились, они узнали наше положение, прониклись сочувствием.

В 1918 году у хозяина был хороший урожай. Молотили по 250-300 мешков зерна в день. Ими нагружали караван вер­блюдов, по два мешка на каждого. Караваном управляли арабы. Жена хозяина, кстати, звали его мсье Датрэ, тоже участвовала в отправке зерна, ездила на вер­блюде. Для нее на животное натягивали что-то вроде палатки, как защиту от солнца. И вот сидит она на верблюде, а других укладывают на землю, нагружают. Животные ревут.

Потом цепочка из 10 верблюдов начинает движение. Бывало, рассыпается зерно, так его тут же собирают. 

По дороге собирали сухой верблюжий помет, он нужен был для разжигания костров. Когда огонь разгорается, в него кладут лепешку, накрывают углями и пекут. 

Бывало, и на машинах возили зерно, но в основном на верблюдах, это самый дешевый вид транспорта.

Как заканчивали работу, а я почти всё время проводил в кузнице, так как с детства владел этим ремеслом, нас отводили в сарай. Мы ложились на солому и спали. Прямо на полу. Постоянные же работники, преимущественно арабы, расходились по домам, где жили семьями.

Разговаривали с нами по-французски. Мы сначала плохо понимали язык. И это было не очень хорошо. Посылает хозяин на работу, а мы и не поймем, на какую именно. Приходилось общаться жестами.

На родину!

Так мы с товарищами прожили у этого хозяина до сентября 1920 года. Тогда стали производить обмен военнопленных.

Приехали солдаты, выстроили нас в одну шеренгу, обыскали всё наше имущество. И отвезли на пароход, который отбывал из города Алжира. Но до того пришлось посидеть в тюрьме на самом берегу моря.

Пароход был огромным, высотой с трехэтажный дом. На борту французские сержанты. Они отсчитывали десяток человек и по­следнему по счету давали бирку, по которой на этот десяток нужно было получать пищу. Вот только многие не понимали, в каком они десятке, кто десятник, потому в одной группе было 5-7 человек, в другой 12-15.

И наконец-то тронулись. Какая была на сердце радость! Ведь мы плывем в Россию, которую не видели так давно. Уехали при самодержавии, а возвращаемся в советскую страну.

Мы плыли по морю 12 суток через Средиземное, Мраморное моря, пролив Дарданеллы. Качки почти не ощущали. А вот обыски были постоянно.

На пароходе было 25 быков весом примерно по 400 килограммов каждый. Их привязали прямо за рога и краном поднимали и спускали на палубу. Нас плыло около 4 тысяч человек.

И вот Черное море, прибытие в Одессу. Пароход в порт не зашел, остановился километров в шести от него. За нами приплыли баржи и катера.

Я вернулся

Нас должны были отправить в отпуск, но советское командование стало просить, чтобы мы поучаствовали в войне с белыми, еще были недобиты отряды барона Врангеля. Большинство сразу вступило в Красную армию.

Кого-то отправили на румынскую границу, а мы попали в батальон ВОХРа 51-й дивизии. Сначала стояли в Вознесенске, а потом переехали в другие места. 

Так я прослужил до января 1921 года. И заболел тифом, который в то время свирепствовал в стране, люди помирали как мухи. Тоже едва не загнулся, долго лежал в больнице.

Приехал домой лишь 7 апреля. Так я прослужил с сентября 1914-го по 7 апреля 1921 года.

От редакции

Если у вас есть фото, письма, вы готовы передать рассказы предков о временах Первой мировой войны, пишите на электронную почту novak@grani21.ru. Можно также по­звонить по номеру 73‑31‑50 или лично прийти в редакцию газеты “Грани” по адресу: ул. Советская, 14а.