Главного режиссера любить необязательно

Ашот Восканян

Главный режиссер Русского драматического театра Ашот Восканян пребывал в хорошем расположении духа, когда я по­звонила, чтобы договориться об интервью: незадолго до этого он узнал о присуждении театру гранта Президента Чувашии Н.Федорова для реализации творческого проекта “Отражение”.
Ашот Геворкович пишущую братию не жалует, но вышеназванный факт сыграл определенную роль в назначении встречи с журналистом. К тому же, как выяснилось позже, на моей визитке, оставленной более года назад, его рукой было начертано “можно” (по всей видимости, дать интервью “Граням”).
И вот мы с фотокорреспондентом сидим в кабинете главрежа, попиваем кофе и ведем беседу. Начинаем с новой постановки — пьесы американского драматурга и сценариста Джеймса Голдмена “Лев зимой”, репетиция которой закончилась за несколько минут до нашего прихода.

— Ашот Геворкович, чем объясните выбор, ведь дей­ствие пьесы разворачивается чуть ли не 10 веков тому назад и касается истории Англии и Франции?
— Нравственным состоянием семьи. В пьесе мы видим первую семью страны — королевскую, прослеживаем, как складываются отношения детей с отцом, матерью, между собой. Решается главный вопрос: кто будет править страной после смерти короля Англии Генриха II Плантагенета? Плетутся заговоры и интриги, возникают союзы враждующих сторон. Идет настоящая дворцовая война, и в ней все средства хороши.
Меня же больше интересует день сегодняшний, состояние нынешней семьи. Что изменилось? Мы тоже не идем на уступки, иногда, кажется, готовы убить друг друга. Как это понять: объясниться в любви, жить вместе и не уступить друг другу? Довести человека до умопомрачения, а потом задуматься: “Если он умрет, что я буду делать?” Мы не туда идем, господа, поэтому в финале спектакля хочу показать, что надо начинать отношения мужчины и женщины заново, с Адама и Евы.
Пьеса очень хорошая, очень умно написана, просто гениально, к тому же жанр спектакля — интеллектуальная драма. Ее мы никогда не ставили. Я пытаюсь чем-то удивить, удержать актера, чтобы ему было интересно.
— Разве в первую очередь не следует заботиться о зрителях?
— Если я не буду думать об актерах, то как они донесут авторские идеи до зрителя? Но на первом месте для меня, конечно же, автор.
— Перед началом нынешнего театрального сезона вы строили наполеоновские планы...
— Премьера “Анны Карениной” состоялась. Хотели выпустить к концу сезона “Чайку”, к Международному дню театра — пьесу “Лев зимой”, но в связи с тем, что долго шли репетиции произведения Льва Толстого и “финансы пели романсы”, вынуждены были немного скорректировать планы. “Чайкой” откроем новый сезон, репетировать уже начали.
Я считаю, что театр не только развлечение, но и просвещение, а потому задуман цикл спектаклей, представленный в проекте “Отражение”. На большой сцене пройдут “Вешние воды” И.Тургенева, “Ревизор” Н.Гоголя, “Преступление и наказание” Ф.Достоевского, “Борис Годунов” А.Пушкина, а на малой — истории из жизни этих писателей.
Есть желание в сентябре-октябре восстановить форум “Зритель РДТ: сегодня и завтра” и проводить его ежегодно, чтобы понять душу нынешней молодежи.
— Постановка “Анны Карениной” вызвала неоднозначную реакцию у зрителя. А как вы ее оцениваете?
— Я никогда не бываю довольным, всегда сомневаюсь. Из того, что задумывал, не осуществилось 5-10 процентов, а остальные 90-95 актеры смогли воплотить — репетиции не прошли даром.
Некоторые артисты перед началом работы над спектаклем подходили ко мне: “Это не мое, я так никогда не играл”. Но степень талантливости актера определяется тем, насколько он умеет быть разным. Хочу, чтобы в его “гамме” были не 7, не 12, а 15 нот. Очень благодарен Кате Мальцевой, одаренной, с полной самоотдачей сыгравшей Анну. Она — локомотив спектакля. Ей не надо останавливаться на том, что делает сегодня. Очень хорошая работа, считаю, и у Вадима Валова. Вообще-то он — шут, гениальный, блестящий. А в “Анне Карениной” эту сторону своего мастерства закрыл, спрятал и открыл новую грань. Спасибо, что он мне доверил.
А вот технические задумки, в том числе со светом, массовкой, к сожалению, воплотить на сцене в полной мере не удалось, так что в новом сезоне я многое переделаю.
— Приемлете на сцене отход от авторского текста?
— Да. В интерпретации нет ничего страшного, главное — оставаться в рамках авторской идеи. Не может Восканян быть интереснее Льва Тол­стого. А сейчас режиссеры ставят себя впереди Чехова, Толстого, Островского... Владимир Спиваков рассказывал, что как-то ему по­звонил один режиссер и заявил: “Я нашел идею, как поставить Евгения Онегина”. А он в ответ: “Ты думаешь, Пушкин и Чайковский написали свои произведения, не имея идеи?”
Мы, когда сценарий “Анны Карениной” читали, разбирали по фразам, по словам: почему здесь написано это, что хотел сказать автор? Если не понимали, открывали в романе нужную страницу. Тяжелейшая, кропотливая работа.
— Вы появились в РДТ в 1998-м — году дефолта, сейчас мир переживает экономический кризис. Театр ощущает на себе переломные моменты?
— У нас нет кризиса. Финансирование как было, так и идет. Более того, если раньше я вмешивался в экономические, технические процессы, то теперь занят только творчеством. Наш директор Светлана Михайловна Ермолаева все берет на себя.
Мне кажется, что я работаю года два в Русском драматиче­ском, а не 10 лет. И полон планов. Мы уже наметили пер­спективный репертуар до 2012 года, запланировали основные постановки до 2020-го. Будем и впредь придерживаться классического репертуара. Но чтобы не останавливаться, “не застревать”, развиваться, по­ставим детектив, мюзикл, рок-оперу, на малой сцене — экспериментальные спектакли.
А вот когда речь идет о театральной публике, я чувствую прошедшие 10 лет. Сегодняшний молодой зритель, мне кажется, в массе своей бездуховен, все воспринимает как шутку, легковесное шоу. И когда в партере стоит тишина, мы сразу же спрашиваем: “ Нет молодежи?” Обожаем такой зал, он дышит вместе с нами.
— До сих пор трудно привыкнуть к тому, что в театрах перед началом спектаклей звучат правила поведения для зрителей. Кто должен воспитывать публику?
— Только семья, школа — косвенно. Последнее время все мои спектакли о семье, потому что отсюда все беды. Нет семьи — нет воспитания, нет воспитания — нет семьи, без семьи — нет государства. Молодежь путает свободу с анархией. Я всегда своему восьмилетнему внуку говорю: “Ты сначала подумай, хорошо это или плохо, а потом делай. Сделав же, не жалей”.
До сих пор помню, как меня, четырехлетнего, и еще 8-15 пацанов собирал мой дед, сажал возле стола и говорил: “Запомните раз и навсегда: вы — мужики и должны ими оставаться во всех ситуациях, а значит, кормить семью, зарабатывать деньги, помогать слабым...”.
— Армянская нация — особая, в ней очень сильны семейные устои...
— Там главный человек — мама. Это святая святых. Не обсуждается, что она говорит, с ней не вступают в споры, не конфликтуют. Кавказский человек никогда не позволит себе сказать: “... твою”.
Моя мама и читать не умела, но бесконечно любила театр, мне привила любовь к нему, все время брала в церковь послушать орган, говорила: “Это божественная музыка”.
Я вырос в замечательном городе Ленинакане, в одном доме с народным художником Чувашии Мишей Григоряном. А в Чебоксарах встретились года полтора назад, не знали, что живем рядом.
— Вы окончили Дальневосточный институт искусств. Как из Армении занесло так далеко?
— Я раза два пробовал поступать в Ереванский театральный институт. По специальности всегда получал пятерки, а по предметам тройки и четверки и потому по конкурсу не проходил. Мне все время намекали, что надо дать на лапу. Но где моя бедная мама, оставшаяся в 35 лет вдовой с шестью сыновьями, возьмет деньги? Значит, надо заработать. Поехал на Дальний Восток. Там и увидел объявление о наборе в Дальневосточный ин­ститут искусств.
Из-за жутчайшего акцента меня взяли не в актеры, а в режиссеры. Учился у заслуженного деятеля искусств РФ, гениальнейшего мастера Ефима Давыдовича Табачникова. Три года мне ставили речь, и занятия сделали свое дело: предложили перевестись на актерское отделение, но я не захотел. Думаю, что нахожусь на своем месте. Не умею зарабатывать деньги, люблю моих актеров, какими бы они ни были. Я не лукавлю.
— А любовь артистов к себе чув­ствуете?
— Почему они должны испытывать любовь ко мне? Уважать — да, но любить необязательно. У меня для этого есть любимая женушка. Она очень классная. Спасибо Господу Богу, что мы встретились! Но я представляю, как ей со мной тяжело.
— Три года назад в труппу Русского драматического влилась большая группа молодых актеров...
— Очень радостный момент. Давно уже не было такого притока. Сразу 13 человек, блестящий курс.
Остались, правда, девять, но это естественный процесс.
Я поставил задачу “выровнять” молодежь, чтобы вся труппа говорила на одном языке, потому что у русского театра есть свои традиции, характер, даже своя нравственность. Два года занимался только молодыми, “забыв” о старшем поколении. Считаю до сих пор, что сделал правильно. Иначе не было бы Екатерины Мальцевой, Александра Смышляева, Александра Шаповалова, Сергея Куклина, Юлии Дединой. С ними уже идет разговор на одном языке, они понимают меня. И на этих фамилиях можно делать репертуар. Самое важное — у них уже имеются поклонники. Это очень отрадно. И теперь нет “стариков”, среднего состава, молодежи. Пришел момент, когда мы начинаем работать на спектакль.
— Можете позволить себе увлечься чем-нибудь, кроме театра?
— Боже мой, я т-а-а-ак хочу аквариум. Мне нужны хотя бы два полностью свободных дня, чтобы сделать его собственными руками — заказать стекло, рыб найти... Но тогда мои актеры будут гулять. А это невозможно. Тем более сейчас, когда выиграли грант Президента Николая Федорова. К тому же я иду на маленький эксперимент: актер Антон Савельев, окончивший режиссерский факультет, сейчас на малой сцене под моим руковод­ством ставит для народной артистки Чувашской Республики Татьяны Петровны Яфановой и Сергея Куклина спектакль Геннадия Мамлина “Салют динозаврам!”.
Утром я репетирую “Льва зимой”, вечером читаем “Чайку”, а в обеденный перерыв работаем над “Динозаврами”. Если цикл прерывается, испытываю дискомфорт.