Кипрас Мажейка: Мы живем в стране с непредсказуемым прошлым

Кипрас Мажейка. Фото автора

“Кипрас Мажейка. Репортажи из “малой Европы” — так называлась передача на телевидении, о которой я сразу вспомнила, как только было произнесено имя. Мажейка стал первым журналистом России, поставившим свое имя в название передачи. Но главное отличие его репортажей от передач середины 80-х в том, что в тех сюжетах мир за границей раскрывался с другой, непривычной для нас стороны.
На советском и российском телевидении Мажейка — Колумб, открывший ЮАР, Аргентину, Турцию, страны Бенилюкса и Магриба. Автор и ведущий телевизионных передач: “Репортажи из НАТО”, “Репортажи из “малой Европы”, “Репортажи с юга Африки”, “Репортажи из Калифорнии”, “Параллели”. Он ломал устоявшиеся пропагандистские клише эпохи холодной войны.
Недавно Кипрас Мажейка побывал в Чувашии: читал лекции редакторам средств массовой информации. Мы не могли упустить такой уникальный шанс, чтобы расспросить его о современной журналистике, о месте и роли журналиста в быстро меняющемся мире и о том, что и почему мешает России “догнать и перегнать Америку”.

— Сейчас вновь поднимается вопрос о создании Общественного телевидения. Вы много времени и сил отдали советскому телевидению с его пропагандой. На ваш взгляд, каким должно быть Общественное телевидение?
— Почему на телевидении Англии или Германии нет идиотской рекламы, нет пошлятины? Потому что программы определяют зрители. Там нет ни джинсы, ни заказухи, ничего такого, что бы подорвало устои британского королев­ства, его национальные обычаи и традиции. Английское BBC и немецкие CDF и ARD — это те телекомпании, на которые следовало бы равняться при создании в России Общественного телевидения.
В Общественном телевидении не должно быть пропаганды. В советское время информация из регионов необъятной родины моей подавалась в одном ключе: не уборки, а сплошные “битвы за урожай”. Хотя реальные результаты были весьма скромными. У нас звезду Героя Соцтруда давали за надой 50 центнеров молока, а в Нидерландах средний надой составлял 65 центнеров.
Мы никогда не сравнивали наши достижения ни с чьими. Я это понял, когда был в Голландии. Программа “Время” начиналась так: “На пять дней раньше прошлогоднего хлеборобы Краснодарского края убрали новый урожай зерновых, засыпав в закрома родины столько-то центнеров пшеницы”. Когда человек слушает такие “вести с полей”, он верит во всю эту чушь, сам того не желая.
Вот один умный человек решил однажды проанализировать то, что получилось в итоге этого “раньше прошлогоднего”: пшеницу, оказалось, убираем как раз в крещен­ские морозы, озимые сеем аккурат к 8 марта.
Никто до такого абсурда, окромя нас, не додумался. Мы впереди планеты всей. Это об эффективности пропаганды внутреннего применения. Вы спросите, что изменилось? Изменилось немногое.
Меня смущает то, что мы по-прежнему идем по пути стереотипизации, создаем ложные стереотипы.
— У вас есть аккаунты в социальных сетях?
— Нет, у меня много чего нет. Я избегаю социальных сетей. Туда может зайти любой и прочитать мои мысли. Зачем мне ими делиться? Мне гораздо интереснее другое. Я, например, создал электронную карту СМИ России. В базе есть телефоны всех редакций и редакторов, глав республик, их помощников.
Каждый месяц я куда-нибудь выезжаю: то в Архангельск, то в Якутию, вот сейчас объездил Ямало-Ненецкий округ. В Удмуртии уже был, в Тыву собираюсь, в Чечню хочу пробиться, там не был.
— Вы много времени проводили в странах Европы. Скажите, с какими чув­ствами возвращались в Советский Союз?
— Есть такое понятие, как социологическая пропаганда. Американцы в 1959 году устроили выставку в Совет­ском Союзе, мне тогда было 15 лет. И я был потрясен. Увидел “Кадиллак”, “Шевроле”, красивые автомобили, красивую жизнь.
Наши люди — и домохозяйки, и студенты — впервые своими глазами оценили американский образ жизни. На выставке был представлен типичный американский дом. И там было все: посудомойка, микроволновка и все что хотите.
К чему я это? Коварство социологической пропаганды в том, что оно проникает в человека помимо его воли. То есть нормальный человек стремится обустроить свой дом, свой быт. Коммунист он, капиталист, социалист, все равно. Каждый мечтает о том, чтобы была крыша над головой, создать семью, иметь машину.
Когда наш человек приходит на американскую выставку и это ему подается как типичный образ жизни американца, у него возникает мысль: я мечтаю об этом всю жизнь, а у них это есть сегодня. И будь он трижды коммунист и даже член политбюро, он невольно, помимо своей воли, становится антисоветчиком. Потому что его идеал реализован там.
В связи с этим мне вспомнился очень хороший анекдот. В Лондон приезжает делегация наших туристов. Посещают Хайгейтское кладбище. Кладут цветы на могилу Карла Маркса. Все уходят. Один грузин остается, обнимает памятник и плачет: “Вай-вай-вай, ну почему твое тело здесь, а дело там?”
Через голливудские фильмы пропаганда так налажена для промывки мозгов, что неопытный человек попадется в эту ловушку. Я могу привести сотни примеров.
Приезжает делегация в Бельгию. Комсомолки. И одна плачет: зачем нас сюда привезли, денег дали мало, не могу ничего купить. А ей говорят: вас сюда привезли не шопингом заниматься, а посмотреть Бельгию. Вот и смотрите. Смотрят комсомолки на загнивающий Запад и понимают, что гнить он будет долго и при этом еще и приятно пахнет.
Я в своих передачах, сам того не желая, развенчивал мифы и примитивные приемы пропаганды. Например, в Бельгии минус 2 градуса. Это национальная трагедия. На центральный вокзал завозится цистерна с супом, гора из колбас и сыра. От благотворителей, а не от государства. Для бомжей. И вот говорю оператору: по­шли снимем. Встаю в очередь вместе с бомжами, ем похлебку и комментирую: такой супчик не в каждом москов­ском ресторане подадут. Москва вся ржала. Я ломал стереотипы.
Однажды в программу “Время” отправил интервью с безработным, и мне звонят: “Почему у тебя безработный сидит напротив телевизора?” Все удивлялись: как это у безработного на Западе есть телевизор?
— Какая у вас любимая страна?
— При всех издержках люблю Россию. Объездил более 70 стран мира, а Россию начал осваивать очень активно только недавно. За границу не выезжаю лет семь, и меня нисколько не тянет. Если спросят, куда ты хочешь — в Париж или на Камчатку, выберу Камчатку. Кстати, туда лечу осенью.
— Вы верующий человек?
— Верю в судьбу. Даже сейчас, когда летел в Шупашкар, когда самолет стоял на взлетной площадке, взревели моторы, перекрестился три раза и сказал: “Спаси и сохрани”. Я знаю, что, когда самолет взлетит, ты будешь находиться в воздушном пространстве. Воздух не человеческая среда, и ты находишься во власти Божьей. Я суеверный человек. И вообще, у меня своя вера. Я католик, но не хожу в католическую церковь, хожу в православный храм. Ну и что? Бог всегда и везде один.
— Как относитесь к тому, что в Москве и Питере все больше поднимаются вопросы национализма?
— Очень плохо. Для меня человек, употребивший в своей речи слово “хачик”, перестает существовать.
Я родился в Литве. До 18 лет жил там, формировался как личность в Москве. На третьем курсе МГУ женился. Потом работал в арабском мире, 13 лет в западном, в Бельгии, в Прибалтике 15 лет жил.
Я — продукт интернациональный. И семья такая же интернациональная. Поэтому очень не люблю ксенофобов.
— Кто является кумиром для вас?
— Еще в Библии сказано: “Не сотвори себе кумира”. Моя мама плакала, когда умер Сталин. А потом открыли нам глаза на то, сколько народу он отправил на эшафот, 10‑15 миллионов, но при этом строил социализм. Кому нужен такой социализм?
И вообще, мы живем в стране с непредсказуемым прошлым. Не будущим, а прошлым. Мы не знаем, что еще узнаем. С каждым появлением нового генсека менялась история КПСС. Только сейчас мы становимся более цивилизованными и демократичными в том плане, что ныне президент может уйти в отставку, отдает бразды правления другому, его выбирают. Пока у нас несовершенная демо­кратия, поэтому она и называется суверенная.
— Принято считать, что газета заставляет человека думать. Вы телевизионный журналист, что можете сказать по этому поводу?
— Газеты заставляют человека работать над собой очень серьезно. Именно в газетах вы можете почитать аналитический материал, который никогда не покажут по телевидению, потому что оно для этого не предназначено. Любая научная статья заиграет только на страницах газет.
Успех газеты зависит от уровня главного редактора, его потенциала. Можно жить в районе и выпускать неплохую газетку, вполне приличную, если человек подкованный, сам неплохо пишет. Например, в США как раз растет роль провинциальных газет. А знаете почему? Да потому, что местным жителям гораздо интереснее читать новости о себе, о том, что происходит у них под носом. Туда помещают рекламу местные бизнесмены. И этот провинциальный бизнес, газетный, там процветает.
— За что любите журналистику?
— За возможность встречаться и общаться, знакомиться с неординарными и интересными людьми, бывать в самых разных, отдаленных уголках страны. Люблю за то, что могу заниматься творчеством. Творить уже счастье. Даже если бы не было ничего вышеперечисленного, одно то, что ты творишь и это востребовано, уже счастье.
Журналистика заставляет тебя, хочешь ты этого или нет, углубляться в различные сферы жизни, будь то экономика, политика, культура, наука, спорт. Никакая другая профессия не дает этого.
— В чем заключается роль журналиста в современном мире?
— Я думаю, что журналист не должен идти позади людской толпы, а как Прометей, несущий факел огня — знания, информацию, должен донести до людей. Первым.