Там, где пехота не пройдет, тяжелый танк наш проползет

Во второе воскресенье сентября танкисты отмечают свой праздник. В нынешнем году он совпал с 85-летним юбилеем танкостроения. Прославленная боевая машина, ставшая героиней Великой Отечественной, и сегодня с новой усовершенствованной “начинкой” неплохо смотрится.
Подполковник Алексей Николаевич Ермаков этой машине посвятил не один год своей военной службы. После окончания Казанского танкового училища он был направлен в Сибирский военный округ. Несколько лет назад переехал в наш город. Возглавляет третье отделение офицеров запаса и кадров Новочебоксар­ского военкомата. Ему 32. Считает, что покорил еще не все высоты в своей жизни.

— Военным решили стать в сложное для страны время…
— В 1991-м, когда поступал в Харьковское гвардей­ское танковое командное краснознаменное училище, перестройка еще не коснулась армии. На гражданке получали около двухсот рублей, офицерам платили под 300. Многие танкисты служили в Германии — оплата в два раза выше. Но главное, конечно, не материальные блага. Кто-то должен защищать Родину. Я для себя другого пути не видел. Служить тогда считалось почетной обязанностью. Не был в армии? Косо смотрели. А уж офицер — мечта любой девушки.
— Предполагаю, конкурсы в военные вузы в те годы не сравнить с нынешними.
— Когда я поступал, 14–15 человек претендовали на место, сейчас, думаю, не больше
4–5. У меня было преимуще­ство: окончил Суворовское училище в Свердловске, о котором остались очень хорошие воспоминания. В 1992-м после распада СССР курсантам предложили присягнуть Украине. Те, кто отказался, могли выбрать любое другое танковое училище России. Я предпочел казанское по одной простой причине: недалеко от дома. Родился в Чебоксарах.
— Кто-нибудь в семье связал свою жизнь с армией?
— Старший брат тоже танкист. Служит также в Новочебоксарске, как и я, подполковник. Учился он в Ульяновском танковом училище. В год его поступления я твердо решил, что стану военным. Втайне от родителей послал документы в Суворовское училище. Когда пришел вызов, поставил их перед фактом. Они были против. У обоих мирные профессии: отец — плотник, мать — заведующая отделом комплектования библиотечной системы города.
— Для подростка смелый шаг — принять решение покинуть отчий дом и отправиться за тридевять земель, не получив благословения родителей.
— Я всегда был самостоятельным и верил в себя.
— Помните свои ощущения, когда первый раз сели в танк?
— Страха не было совершенно. Представьте себе небольшое пространство, в котором нужно передвигаться экипажу, состоящему из трех человек: командира танка, наводчика-оператора, механика-водителя. Танк только с виду махина, а внутри очень тесно.
— У подводников есть обычай: после первого погружения выпивать стакан забортной морской воды. Какой обряд посвящения у вас?
— Выпускники наливают шампанское в гильзу снаряда и выпивают. Затем гравируют на нем свои имена и отдают на хранение замкомвзвода. Через десять лет, встретившись, по­вторяют ритуал.
— Говорят, в танкисты не всякого возьмут. Правда, что высоким дорога заказана?
— Рост не должен быть выше 175 см. Кроме того, отбирают парней крепкого телосложения со стальными мышцами. Им потребуется недюжинная сила. Клин затвора весит 72 кг, аккумуляторные батареи — 64… Поэтому в танковых училищах ставку делают на силовые упражнения.
— Вам пришлось начать обучение в одном военном вузе и завершить его в другом. Сравнивали уровень образования?
— В этом не было необходимости. В Харькове получил базовые теоретические знания, в Казани начал осваивать технику. Чтобы судить о качестве образования, достаточно одного факта. После окончания училища прибыл в Сибирский военный округ и пришел представиться командиру полка. “Так, казан­ский. Хорошо, — говорит он. — В третьем батальоне нет командира учебного взвода. Приступайте к своим обязанностям”. Уже потом поинтересовался у него, почему он сразу принял такое решение, ведь нас учили в основном управлять Т-80, а пришлось ездить на Т-72. Логичнее выбрать из тех выпуск­ников, кому боевая машина этой модели более знакома, чем нам. А в ответ услы­шал: “Может, и знают они об этом танке больше, но нет у них того, что есть у казанских. Вам скажешь: есть задача, выполните ее во что бы то ни стало. И вы приложите все силы, но с заданием справитесь”.
Командиры учебных взводов в других батальонах тоже были из нашего училища.
— Для гражданского человека, а особенно женщины, названия моделей Т-80 и
Т-72 мало что скажут. Но зато нет человека в нашей стране, кто не слышал бы о легендарном Т-34.
— Это лучший танк Второй мировой войны, маневренный, быстроходный, но сегодня он, конечно же, безнадежно устарел. Сейчас его место на по­стаменте. Т-80 и Т-72 считаются машинами последнего поколения, хотя есть и более новые модели, Т-90, например.
— Все чаще высказывается мнение, что танк — боевая машина прошлого века, в нынешнем ей места не найдется.
— Сейчас, когда есть высокоточное оружие, способное за
30–50 км поразить цель, танки, возможно, действительно потеряли свою былую актуальность. Но не сказал бы, что в них больше нет нужды. Современные боевые машины хорошо оборудованы электроникой, способны опередить действия противника.
— И даже “летать” научились…
— Все эти “полеты” с высокого трамплина — всего лишь шоу. Танк парит некоторое время в воздухе, башня поворачивается, раздается залп. Зрители ахают. Красота! Эффектно! (Улыбается.)
— В горячих точках не пришлось служить?
— Нет. Из нашего полка около 15 офицеров участвовали в чеченских кампаниях. Приказали бы мне, выполнил бы свой долг. Но по своей воле не рвался. “На войну не напрашивайся, прикажут — не отказывайся”, — наставляли в семьях донских казаков сыновей. Я придерживаюсь такого же мнения. Судьбу испытывать не надо. Был у меня друг по танковому училищу. Попросился в Чечню. Раз съездил. Захотел еще. Привезли его домой в цинковом гробу.
Кстати, сейчас без написанного лично бойцом рапорта в горячие точки не отправят. А если пожелает, придется не только год отслужить, но и заручиться письменным разрешением родителей.
— Что подтолкнуло, выражаясь военной терминологией, сменить место дислокации в Сибири на Новочебоксарск?
— Когда нет выходных, жену видишь только спящей, а родители, живущие от тебя за тысячи километров, все чаще жалуются на здоровье, невольно задумываешься: а что завтра?
— Жена стойко переносила тяготы, выпадающие на долю военных?
— Она знала, на что идет. Познакомились мы в Новочебоксарске в 1994-м, я еще тогда учился, приезжал к родителям. Четыре года дружили. Однажды я ей предложил: “Хочешь посмотреть, как военные живут, возьми отпуск, приезжай в Сибирь, а потом решай, сможешь ли стать женой офицера”. Она так и сделала. Может, не все ей понравилось. Но, думаю, когда по-настоящему любишь, непреодолимых преград не существует. Не буду себя расхваливать, однако считаю, военные приучены к порядку и не приемлют хаоса. В семейной жизни женщины это очень ценят. Они должны чувствовать себя защищенными.
— Как за каменной стеной?
— Это нужно у жены спросить. (Улыбается.)
— Детей своих готовы поддержать, выбери они военную профессию?
— У меня дочка годовалая. Но сына бы не отговаривал. Не важно, кем он решил стать. На одном только стал бы настаивать: в армии должен отслужить. Там характер закаляется.
— В 32 года вы уже подполковник. В чем секрет такого взлета?
— Я оптимист. (Улыбается.) Если появляются проблемы, стараюсь их решить в максимально короткие сроки. Понимая, что есть планки, через которые нель­зя перепрыгнуть, пытаюсь хотя бы приблизиться к ним.
— Высокую планку установили на этот раз?
— Хочу заслужить звездочки полковника. (Улыбается.)
— По танку не скучаете?
— Частенько появляется желание поводить танк, пострелять. Один из однокурсников служит в училище командиром танкового батальона. Надеюсь, он пригласит как-нибудь на полигон.
— У танкистов есть традиции по празднованию своего дня?
— Нас не так много, как, скажем, десантников. День ВДВ — это берет, тельняшка, купание в фонтане. Мы празднуем более скромно. Если уж представилась такая возможность, хочу поздравить ветеранов танковых войск и всех танкистов с нашим профессиональным празд­ником.
Мария СЕМЕНОВА.