И снова Египет

Верблюд, Римма и немножко мелко. Фото автора.

Ну и что ж, что опять в Египет? Ну и что же, что уже в сотый раз? В конце концов в этом сезоне мы там еще не были. На семейном совете решено — теперь со мной по­едет младшая дочь. Итак, мы едем в Египет с Риммой.

Погода в России оскалилась тридцатиградусным морозом к моменту нашего отъезда, видимо, для того, чтобы заострить радость попадания на благословенный Синайский полуостров. Не успев моргнуть глазом, мы осознали себя осматривающими залитую солнцем и благоуханием цветов территорию отеля. Судьба занесла нас в Набк. Набк — это пустыня и море с длинным разноцветным мелководьем кораллового рифа, а теперь еще и район стремительно развивающегося города.

Перед этой поездкой я познакомилась в Интернете с отзывами туристов о нашем будущем отеле и узнала следующее: “Все бы ничего, но море мелкое”, “Мелководье метров восемьсот с кучей чертовых морских ежей”, “Во всем надо видеть плюсы, зато можно валяться на мелкоте с книжкой на надув­ном матрасе”.

Людей, которые пишут подобные отзывы, я увидела в изобилии. Это престранный народ! Мы с Риммой прозвали их желтополотенечниками. Потому что по утрам они располагались на лежаках вокруг подогреваемого бассейна, подстелив под себя желтые пляжные полотенца, и лежали на них до вечера. В то время как всего в двух шагах раскинулось манящее и загадочное Красное море!

Представьте человека, который встал с постели, хорошо выспавшись, плотно поел, затем пришел к бассейну, лег на полотенце и пролежал так в ленивой позе целый день, разумеется, с перерывом на следующую плотную еду. Бр-р-р!

Несмотря на неотступное дежурство при полотенцах, те все-таки иногда умудряются пропадать. Не желая платить штраф, желтополотенечники воруют полотенца друг у друга. Хранятся предания о великой драке за желтое полотенце, произошедшей между нашими и немецкими туристками. В результате наши, конечно, победили, завладели желтым артефактом, но при этом рассекли немке бровь и, несмотря на победу, были выселены в другой отель.

Если не покушаться на их святыню, желтополотенечники вполне безобидны и даже общительны.

 — Ну как отдыхается, девчонки? — поинтересовалась у трех молоденьких соотечественниц.

 — Ничего, но только здесь так ску-у-у-чно, — протянула одна из них, наморщив хорошенький носик.

Скука — это отдельный долгий разговор, не время сейчас его начинать, когда рядом — море.

Так не бывает, но у самого морского берега вода мелкая и очень холодная. Не знаю, в чем тут загадка, но чем дальше и чем глубже, тем теплее и теплее. Не иначе как это само море установило специальный фильтр, отсекающий тех, кому лучше остаться у бассейна и не осквернять собой древние воды.

Мелководье с ракушками, крабами и морскими звездами, с белым песчаным дном и хорошо заметными колониями черных морских ежей тянется на несколько сот метров, а потом становится все глубже и можно плавать и нырять, наблюдая морскую живность. Глубина длится недолго, метров двести-триста. Опять становится мелко, опять кучки длинно­иглых морских ежей с ярко-белым точечным внутренним мерцанием, исполненных жуткого отрицательного обаяния, и вы попадаете на остров.

Стоя посредине неба и воды и наблюдая фантастические виды моря и пустыни, я едва могла поверить, что все это наяву.

На остров накатывают волны, прямо как из детской потрепанной книжки “Сказка о рыбаке и рыбке”. Именно такие: густо-фиолетовые, с пушистыми белыми барашками, в меру высокие и очень живописные. Чуть больше стадии “разыгралось синее море”, но еще не доходя до “так и вздулись проклятые волны, так и ходят, так воем и воют”.

Остров резко, без малейшего перехода обрывается в окончательную темно-синюю глубину, и я в маске подолгу зависаю в подводном раю, живущем своей жизнью. Плавные сверкающие рыбы, странными группами танцующие в воде, подчиняясь своей непостижимой логике, ветвистые разноцветные кораллы, шустрые стайки всякой рыбной мелкоты, степенные скаты, стелющиеся по дну, — эта реальность захватывает и заставляет забыть обо всем на свете.

На обратном пути из каждой такой морской вылазки я обязательно встречала очередную мурену, застывшую в ожидании добычи, с открытым хищным ротиком. Она напоминала пеструю ленту, странно непо­движную и немного зловещую. Иногда попадался знакомый египетский рыбак, везущий свой улов на небольшом пенопластовом плотике. А однажды я издалека заметила бредущего по воде человека в пестрых одеяниях, с головой закутанного в платок. Взяла курс на сближение, и оказалось, что это пожилая колоритная бедуинка с сигаретой во рту и палкой наперевес. Мы обменялись приветствиями. Желая, видимо, поделиться со мной своей радостью, она сняла с плеча мешок и показала разноцветного осьминога изрядных размеров.

 — Nice? — спросила она самодовольно.

 — Very nice! — искренне ответила я.

И мы разошлись, довольные друг другом и этим миром, который был сегодня так добр к нам.

Во время моих длительных экспедиций дочка промышляла на мелкоте. После отлива море изобиловало интереснейшими существами, наблюдать за которыми она могла бесконечно. Одного такого морского обитателя мы особенно полюбили.

Представьте себе, вы берете ракушку, и вдруг из ее глубины выглядывают два очаровательных глазика на длинных стебельках, с желто-голубой радужкой, с совершенно наивным и очаровательным взглядом. А чего стоили морские звезды, змеисто ускользающие в трещины и снова появляющиеся, заманчиво шевеля своими длинными породистыми щупальцами! А крабики, приватизировавшие раковины глазастых моллюсков и сноровисто таскавшие их за собой! Да разве про все расскажешь!

Но желтополотенечникам не было до всего этого дела. Однажды мы шли мимо бассейна в ресторан, и я проследила взгляд моей дочери, брошенный на стайку отдыхающих, погруженных в голубую хлорированную воду.

 — Отмокают, — сказал ребенок с непередаваемой смесью удивления и презрения. И я мысленно поздравила себя с тем, что мои дети, включая младшую, надежно привиты от этой болезни, заставляющей людей вести себя так странно.

Мы приобрели здесь хороших новых друзей. Знакомству с ними обязаны увлечением виндсерфингом. Римма даже получила предмет своей вечной гордости — супермеждународный сертификат! Хасан, Али, Ислам, Мидоу — все они возились с девчонкой, угощали, баловали и учили серфингу. А началось все с того, что Али, щеголеватый парень с замашками и развинченной пластикой а-ля Майкл Джексон, уговорил нас попробовать покататься на доске с парусом. С тех пор я часто видела в морской дали длинноногую тонкую фигурку своей дочки, скользящую на суденышке под голубым парусом.

А еще мы целые часы проводили, устроившись пассажирками на маленьком паруснике, ведомом Мидоу. Наш новый друг неплохо говорил по-русски, хорошо — по-английски, смешно шутил с Римкой, но и без слов было понятно, что мы из одного теста и нам хорошо поговорить и помолчать друг с другом. С Мидоу можно было моментально попасть на остров, минуя стадию шлепанья по мелководью и не опасаясь грядок с морскими ежами, остающихся за бортом.

А еще во время путешествий под парусом он показал нам корабль. Часть его ржавела на солнце, выброшенная на мель посредине моря. Уцелевший огромный корпус судна залегал на глубине, торча наружу только тремя рыжими трубами, а остальные печальные останки покоились совсем глубоко, на морском дне. Когда я ныряла и плавала над кораблем, меня всегда охватывало впечатление вопиющей нелепости нагромождения мертвого металла, облеп­ленного ракушками и кораллами, несоответствия всего этого остальному гармоничному и прекрасному миру. Когда же стало известно, что все моряки с судна погибли, бывать там и вовсе расхотелось.

Оказалось, что Мидоу несколько раз бывал в России у своих друзей. И вообще у него есть русская девушка. Светлая и голубоглазая, но все равно чем-то похожая на него, по крайней мере, на фотографии.

— Да, мне понравилось в Москве, — сказал он в ответ на мой вопрос и добавил с философским недоумением: — Но почему-то русские не любят арабов…

 Про себя я подумала: “Это не русские, это — желтополотенечники!”

Итак, на море мы торчали всегда. За исключением времени посещения нашего кормильца — ресторана “Sea Horse 3”, в русской транскрипции  — “Сихоз”. Не удивительно, что почти сразу он превратился у нас в “Психоз”.

— Ну что, в “Психоз” пойдем или поедим на пляже?

И, как правило, шли в ресторан, потому что там давали Римкину радость — торты и пирожные и еще мои любимые низкокалорийные фрукты.

В одном из небольших магазинчиков при отеле работал еще один наш с Риммой новый знакомец — молодой человек с кротким взглядом по имени Бессем. В его лавочке, заваленной сувенирами, фигурками животных и кальянами, еще было два круглых мягких низких табурета, вставать с которых не хотелось. Много чая и много неспешных разговоров на смеси языков — что за чудесное времяпрепровождение! Нет-нет да и заглядывали покупатели. Вот две русские туристки выбирают подарок своей начальнице, но все никак не могут ни на чем остановиться.

— А вы возьмите вот эту металлическую пирамидку, солидно и на стол можно поставить, — пытаюсь я помочь новому другу в бизнесе.

— Да вы что, штука тяжеленная, она в нас ею и запустит! — замахали руками дамы.

— А может, хлопковую египетскую футболку?

— Не-е-т, скажет, что уж, мол, оборвалась совсем, носить нечего?

— Тогда вот кошку ей подарите, символ Египта, — не унимаюсь я.

— Ни в коем случае! Подумает, намекают, что типа кошка драная.

Я в ужасе развела руками.

— Ну так ничего ей не дарите, мымре такой!

— Так нельзя, она нас вообще тогда с работы уволит.

Они уходят, так ничего и не купив.

И у Бессема, представьте, тоже есть русская девушка. Бедные девушки! Где же вы, российские мужчины? Неужели только выпивка и рыбалка? А кто же сделает счастливыми наших женщин?

Окончание.
Вы помните Али? Еще не запутались в наших с Риммой кавалерах? Так вот Али пригласил нас провести с ним вечер в городе. Немного поразмыслив, мы согласились. То есть размышляла я, Римма согласилась сразу, потому что Али ей нравился. Она даже помогала ему в работе, разгуливая на пару по пляжу и привлекая русских туристов к виндсерфингу.
Сначала был ужин национальной египетской кухни. Обязательные пять блюд — фуль, суп, мясо, салат, традиционный гарнир из смеси риса и короткой коричневой вермишели и, конечно, бедуинский хлеб. Али двадцать восемь лет, он полутурок-полуегиптянин. Это веселый легкий человек, и я польщена его приглашением, потому что, как мне уже было известно, в Египте не станут есть с кем попало. Если с вами пьют чай, то вам как минимум доверяют, а уж на обед приглашают только друзей.
Римма наслаждалась выходом в свет. Мороженое, сок, игровые автоматы и шутливые ухаживания молодого человека наконец завершились обещанием через три года, когда ей будет шестнадцать, сделать предложение руки и сердца. Маленькая бестия кокетливо улыбалась, и я не узнавала свою еще во всю играющую в игрушки дочку, которая, казалось, еще и не думала превращаться в девушку.
Когда мы, оказавшись дома, обсуждали прогулку, я нашла нужным заметить ей:
 — Надеюсь, ты понимаешь, что Али шутит?
— Ты просто мне завидуешь, — промурлыкала эта Евина дочка с чисто женским выражением лукавого превосходства на мордашке.
Между тем Али не был бы южным мужчиной, если бы не улучил момент и не предпринял попытку предложить мне более близкое знакомство. Получив мягкий, но бесповоротный отказ, он был слегка обес­куражен, но повел себя как настоящий джентльмен:
 — Понимаешь, просто ты мне понравилась. Наши мужчины, они горячие. Если я взял женщину за руку, мне уже достаточно. А русские мужчины — как холодильники! Они могут ночь проспать рядом с женщиной, и ничего.
При этих его словах я вдруг почувствовала приступ нежности к своему далекому ворчливому “холодильнику”, который один во всем свете все время помнит и беспокоится о нас с Римушкой, будь мы в Африке или же вышли погулять по магазинам в Новочебоксарске.
Меня могут упрекнуть: как же я не боялась идти куда-то с полузнакомым мужчиной в чужой стране, да еще с ребенком? А вот представьте себе, нисколько не боялась. Понимаете, здесь не нужно никого бояться.
Местные уже давно заметили, что русские приезжают запуганными. Миф о свирепых арабах хорошо прижился в головах соотечественников. Русская девушка-гид в ­отеле на вопрос о безопасности ответила, что самые страшные преступники здесь — бедуинские дети, которые могут стащить что-нибудь по мелочи. Но бедуинские дети обитают в пустыне…
На курортах полиция строжайше проверяет тех, кто допущен к работе с туристами. Все они занесены в компьютерную базу данных, и их прошлое должно быть безупречно. 

Очень длинная неделя вдруг резко, как обрыв в глубину, закончилась. Последний день! Если бы я захотела выдумать его, то не смогла бы сделать лучше, чем на самом деле.
С утра мы пошли купаться. Море штормило, продвижение вперед давалось с трудом, поэтому я плыла на остров долго. И в какой-то момент даже подумала о том, чтобы вернуться. И все-таки я доплыла. Волны, высокие белопенные, дружески толкали и даже немножко швыряли меня, накатывая и разбиваясь в пыль и брызги. Мы были одно целое с морем. Оно живое, теперь я это точно знаю, и приняло меня в свою душу, как одну из бесчисленных сверкающих капель.
Никто не поплыл сюда в этот ветер, и я была одна. А когда повернула назад, грести совсем не пришлось, потому что доб­рые руки моря подхватили и понесли, как с огромной водяной горки, длинными сколь­зящими движениями ближе и ближе к берегу. Подарок на прощанье!
А потом мы поехали с Али оформлять бумагу по серфингу. Когда вернулись, Али, глядя исподлобья, как бы стесняясь своей сентиментальности, сказал: “Надо бы попрощаться с ребятами”. У меня чуть слезы не навернулись — о, Господи, ну, конечно, нам очень надо попрощаться.
...Ну вот и прожита еще одна маленькая жизнь. Хорошая жизнь с друзьями, парусами, качелями из старых мачт, добрыми верблюдами с мягкими губами, космическими голубыми далями неба и моря, и бесконечными песчаными пляжами пустыни Набк.

Фарида ПРУДОВСКАЯ.