В кино сложнее, чем в шахте

Режиссер Виктор Чепрасов (на переднем плане) и директор кинокартин Игорь Демух. Фото cap.ru

Вот и завершился пятый Чебоксарский международный кинофестиваль. Закончился праздник мудрого кино. Остались впечатления от посмотренных фильмов, встреч с актерами и режиссерами. На одной из пресс-конференций о своем детище — военной драме “Радуга” — рассказывал сценарист и режиссер фильма Виктор Чепрасов.

Война — самое страшное, что есть на земле
История основана на реальных событиях. Действительно, были два мальчика на войне, еврей­ский и русс­кий. Историю эту начал писать великий русский драматург, который скончался, так и не закончив ее, — Евгений Митько. Он автор сценариев таких великих картин, как “Бумбараш”, “Республика ШКИД”, мы выросли на них.
Я не был на той войне и долго не мог понять, как продолжить эту историю. Но вспомнил, как когда-то снимал документальный фильм о прекрасном русском писателе Борисе Васильеве, который написал “А зори здесь тихие”, как у него на даче мы долго говорили. Я, когда смотрел эту картину, задавал себе один и тот же вопрос: почему Васильев убил всех женщин? И тут я задаю ему этот вопрос. Он ответил очень просто: “Потому что женщины и дети на войне — это противоестественно”.
И я вспомнил эти слова. Война и дети несовместимы. Наверное, об этом картина. Мы видим, как мальчики попали под машину войны. Она отнимает у них самое дорогое, то, что даровано небом, Богом, — мечту. Один мечтал стать хирургом, второй — танцевать в Большом театре. Но война распорядилась по-своему.
Меня это все затронуло, потому что я сам был на двух войнах. Я снимал в Афгани­стане, на чечен­ской войне. Война для меня — это самое страшное, что есть на земле. Наверное, страшнее ничего не бывает. Действительно, можно жить без колбасы, без мяса, лишь бы был мир. Раньше мне было смешно, коммунистический лозунг даже раздражал, когда был молодым. А сейчас понимаю, не надо ничего, лишь бы только не было войны. Это страшно, и не дай Бог это пережить.
Все равно добра больше, чем зла
Почему “Радуга”? У картины было несколько названий. Но продюсера они не устраивали. Я сам чувствовал, что что-то не складывается.
Однажды при монтаже картины обратил внимание на крайний план, где дети стоят под дождем и уходят из кадра. И там радуга всего из двух цветов. Скудная-скудная радуга. И до меня дошло. Радуга — это надежда. Потому что, действительно, для этих израненных детей все продолжается. И все равно в их жизни будет радуга. Независимо от того, что они видели на войне, в их жизни будет праздник все равно. Потому что по-другому в жизни не бывает. После любой трагедии, после любой беды всегда приходит теплый дождь, который обогреет, который породит радугу.
Все равно добра больше, чем зла, намного больше. Все равно будет счастье, и никуда нам от этого не деть­ся.
Да ты сначала постригись, старичок
Как я набирал актеров на роли мальчиков? К нам на кинопробы приехал мой друг актер Женя Горчаков. На роль он не подошел, но я у него спросил: “Слушай, мне нужен пацан, не могу найти, на нем все должно дер­жаться. Это тот фундамент, на котором мы будем строить дом”. — “Есть, — отвечает, — у меня мальчишка такой длинноволосый”.
Он его прислал, и я предложил мальчику пройти читку. У нас с актерами так было заведено: мы приезжали утром на пробы, я им сам пек блины, они приносили варенье, мы разбирали роль — почему, кто, куда, зачем.
У нас были репетиции два с половиной месяца. Без репетиции ни один актер не вышел на площадку. Мы отказались от многих, потому что они не могли репетировать. И вот этот мальчик посмотрел на меня и говорит: “Знаешь, я тебя научу снимать кино, у нас в театре учат, как”. А он в “Театре Луны” играет в Москве. А я предлагаю: “Ты иди постригись сначала, старичок”. Он в ответ: “Да ты что, я не могу. Это мой стиль”. Поставил ему условие: “Или роль, или твой стиль”. Через 15 минут звонит, сообщает: “Я постригся”.
Денис Парамонов, он сыграл еврейского мальчика, действительно очень одаренный. После нашей картины пошел играть в фильме “Любовь-морковь” с Кристиной Орбакайте.
А Коляна (его сыграл Павел Меленчук) мы нашли очень просто. Я по­звонил Коле Лебедеву, он снимал картину “Звезда”: “У тебя там мальчишка был, очень фактурный, дай телефон”. Он напомнил, что в “Звезде” у того не было слов вообще. “Ну ничего, — говорю, — если что, мы его сделаем немым”...
На кинопробах было много детей, почти 200. Но почему-то первое, кого я увидел, именно этих мальчишек.
Об адском труде и магии цифры пять
В нашей профессии большое дело — случай и везение. Без этого нам не выжить. Как говорил мой мастер-учитель Товстоногов, будьте вы хоть сто пядей во лбу, вы никому не нужны, все это фигня. Вы входите в самый жесточайший мир. Мир зависти, злости. Хитрите и умничайте, и все у вас получится.
Работа в кино — это ад­ский труд. Вы даже представить себе не можете, какой. Это даже не в шахте, где ты вышел со смены и отдохнул. Здесь ты не выйдешь. Ты будешь постоянно находиться в состоянии тех или иных персонажей. Вы можете забыть о жене на какое-то время, о своих детях, о доме, о родине. Но никогда не забудете о своей картине, которую вы делаете. Я вам скажу честно: прошло пять лет после этой картины, а я только сейчас понял, что немножко от нее освободился.
А вообще цифра пять для меня много значит. Идет май — пятый месяц, в Чебоксарах пятый кинофестиваль. Я родился пятого числа, из шести человек нашей семьи четверо родились пятого числа, через каждые полтора месяца. Мы живем в квартире № 55...
Не ошибитесь в выборе профессии и жены
Осенью я перенес инсульт. И теперь хочу снимать только кино о любви, где много танцев, много музыки. Я хочу создать некую иллюзию, любовь, она сама по себе великая иллюзия, как и кино. Реальные истории мне не интересны, как и реальное кино: пришел, увидел, застрелил. Хочу снимать то, о чем мечтают люди.
Своему папе я когда-то задал вопрос: “Вот вы с мамой живете почти 50 лет — 49. Что самое важное в жизни?” Он говорит: “В жизни две самые важные вещи, остальное не имеет значения”. Какие? Первая — нельзя ошибиться в выборе профессии. И вторая — нельзя ошибиться в выборе жены. Если в чем-то этом ошибся, ничего хорошего не будет. И поэтому я хочу снимать кино только о любви. Да, хочется любить, а не стрелять на экранах. О войне больше не хочу говорить, честное слово.
Мы созвучны — Чебоксары и Чепрасов
Мы созвучны — Чебоксары и Чепрасов. Потрясающий город. Люди потрясающие. Как-то уютно, по-домашнему. Еда замечательная. Един­ственный недостаток: взял с собой удочки, думал, посижу, рыбу половлю. А мне говорят: нельзя. Ну, нельзя, значит, нельзя.