Эвхаристо, Греция!

DSC02345.JPG

Для начала добрый совет. Если где-то кризис, езжайте туда, и побыстрее. Смело отправляйтесь в те края, куда все ехать боятся. Теплый прием и доступные цены вам гарантированы. Именно таким образом мы угодили в Грецию, точнее, на Крит.
Благополучно пройдя паспортный контроль в аэропорту прибытия, я произвела широкий всеохватный взмах рукой и торже­ственно объявила дочери, что в честь окончания университета я дарю ей… этот остров! На целых восемь дней.

На своем пути сюда мы преодолели множество больших и малых препятствий, ну что те аргонавты в погоне за золотым руном. Будущее показало, что оно того стоило!
Для начала у Лизы украли загранпаспорт. Вернее, она сама отдала его совершенно незнакомому междугороднему таксисту в надежде, что он передаст документ из Нижнего Новгорода мне в Чебоксары. Но тот передал его кому-то другому вместе с номером моего мобильного. Вскоре поступил звонок с деловым предложением получить удостоверение личности за некоторую ощутимую сумму. Неприятно пораженная таким столкновением с теневой стороной жизни, я все-таки была вынуждена принять условия звонившего и выкупить злосчастную паспортину. Деваться было некуда!
На этом несчастья не завершились. Начались бесконечные непонятные проволочки с получением виз. Посольство тянуло резину, мы все нервничали, Лиза — в Нижнем, я — в Чебоксарах, Диана — в Казани. Да, мы собрались ехать втроем. Что можно сказать про Диану? Пока только то, что это новый человек, попавший в орбиту нашего семейства и  согласившийся поехать с нами. Воссоединившись в Москве, начали ждать визы все вместе и получили их буквально за несколько часов до вылета.
Но и это еще не все. Напоследок мы чуть не опоздали на самолет, во­рвавшись в аэропорт за десять минут до окончания регистрации. Скажу прямо, не такая уж и большая была та проб­ка, надо было просто чуть-чуть пораньше выйти!
***
И наконец мы в Греции. Атмосфера покоя и расслабленности Средиземноморья упала на нас и окутала словно большим ярко-синим шелковым платком. Действительность сделалась приятной, и время потекло не быстро, не медленно, а как будто именно так, как надо.
Что сказать про Эгейское море? Про скалистые берега, длинные песчаные пляжи, горы, поросшие оливковыми рощами? Я почему-то так и представляла себе все это. Еще впереди встреча с местами, которые невозможно представить, если не видел своими глазами.
А вот столица Крита город Ираклион был именно таким, каким и должен быть южный приморский город: пестрым, многоязычным и очень дружелюбным. В Ираклионе нам случилось быть с экскурсией. Изрядно проголодавшись, зашли в одну из таверн. Чувствуете, как звучит? Таверна! Мы попросили чего-нибудь из греческой кухни, поскорее и не очень дорого, добавила я вслед. Хозяин, мужчина средних лет, голубоглазый и интеллигентный на вид, понимающе улыбнулся:
 — Don’t worry! (Не беспокойтесь!)
Уютный столик, глиняная посуда, старые фотографии на стенах. На столе начали появляться блюда с едой. Что-то вкусное из сметаны, огурцов и зелени, затем что-то не менее вкусное в виноградных листьях, горячий пахучий гуляш, соленая рыбка с лучком и изрядное количество добротных ломтей белого хлеба. Все это исчезло с такой быстротой, что пораженный хозяин, смерив растерянным взглядом уставленный пустыми тарелками стол, воскликнул: “Браво!”. И, окончательно растрогавшись, угостил нас превосходным холодным арбузом. Потом он подозрительно долго возился со счетом, в результате составившим такую сумму, на которую дома мы могли съесть только что-нибудь одно, без всякого “Браво!” и уж, разумеется, без арбуза.
В окрестностях Ираклиона находится Кносский дворец, принадлежащий знаменитой минойской цивилизации. Лабиринт, Минотавр — это все там. Оказалось, на этом месте собирался вести раскопки сам великий Шлиман, первооткрыватель Трои, но возникли недоразумения с выкупом земли, и минойскую цивилизацию на Крите открыл Артур Эванс, строго следуя при этом указаниям Гомера.
Судя по всему, это был красивый и преуспевающий мир, разумно управляемый женскими божествами. Ни в одном из захоронений не найдено оружия, на хорошо сохранившихся фресках нет не только изображений войны, но даже охоты.
Кроме легенды о Минотавре мало что известно об этой древней ветви человечества, а письменность до сих пор противится расшифровке. Предполагают, что цивилизация погибла в результате извержения вулкана и землетрясения. Так ли это – теперь никто уже не узнает.
***
Однако вернемся к современности. Около дверей номера росло раскидистое и кудрявое мандариновое дерево, увешанное оранжевыми плодами. И Диана, и Лиза, увидев его впервые, не могли взять в толк, что плоды настоящие. Мандарины растут на деревьях — это не укладывалось в их картину мира. “Тут что-то не так! Ведь мандарины бывают в супермаркете, а не на деревьях”, — вот таким, вероятно, был ход их мыслей. Но плоды оказались настоящими, в чем мы убедились, воровато сорвав один и употребив в пищу.
Теперь, отойдя от первого шока встречи с новой для меня страной, могу наконец представить вам Диану. Это красивая фотогеничная девушка, “свернутая” на мотоциклах, автомобилях и еще на здоровом образе жизни и правильном питании. Парадоксы на каждом шагу! Гонять на мотиках и украшать себя шрамами она не боится, но боже упаси ей выпить не то что спиртного, но даже колы. Ничего, кроме чистой воды! И никакого сигаретного дыма в радиусе 100-200 метров.
***
“Ну что ж, все на месте сидеть?” — подумали мы и затеяли съездить на остров Санторини. Именно на этом островке годом раньше уже побывала одна девушка с моей работы. Когда она делилась впечатлениями, сквозило у нее что-то такое во взгляде, что заставило меня тоже поехать туда. Теперь я знаю, что это было понимание невозможности хотя бы приблизительно передать увиденное словами. Ведь, согласитесь, фраза “очень красиво” передает не просто мало, а ничего.
Судно называлось “Flying Cat”. Уже смешно — летящий кот. Летел он быст­ро, и в сочетании со средненькой волной за бортом это давало поразительный укачивающий эффект. Укачивающий не в смысле убаюкивающий, а в смысле когда все, что вы съели, хочет вернуться назад. Предвидя впереди два часа такого удовольствия, мы просто позеленели.
На счастье, мне вспомнился давний способ борьбы с этой напастью, не раз выручавший меня в детстве, — пение себе под нос. Склонившись друг к другу, мы вполголоса затянули бодрую песенку советских времен. Уже к третьему куплету тошнота отошла в область неприятных воспоминаний. Одна песня цеплялась за другую, самочувствие непрерывно улучшалось, и все пять сотен пассажиров, в основном, разумеется, иностранцев, стали нам представляться благодарным зрительным залом, жаждущим знакомства с русским, а скорее даже с советским песенным наследием. “А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!”, “Остров невезения” с вольными джазовыми импровизациями и, конечно же, песенка про зайцев, которые косят траву… Нас просто несло! Наконец, окончательно войдя в раж, с огоньком и цыганскими подвываниями мы исполнили для этих почему-то недоуменно оборачивающихся иностранцев “Очи черные”, предварив их “Подмосковными вечерами” и “Катюшей”. Нечего и говорить, что пели мы уже в полный голос, слаженным трио и практически были готовы не ограничиваться больше притопыванием на месте, а пуститься в пляс!
Это самозабвенное токование, вероятно, продолжалось бы все два часа пути, но нас грубо вернул к реальности какой-то молодой агрессивно настроенный итальянец. Видимо, “Очи черные” в нашем исполнении превысили всяческую меру его терпения. О нет, конечно, он не сказал то, что думал: “Заткнитесь, наконец, мать вашу!” Просто попросил:
 — Silence, please! (Потише, пожалуйста.)
Лиза, конечно, быстренько растолковала ему на своем хорошем англий­ском, что мы не хулиганим, а лечимся, и если втроем начнем предаваться морской болезни, то для него это не будет лучше. Но кураж уже пропал! Именно после объяснения с итальянцем нами было сформулировано золотое правило поведения за рубежом: “Делай, что хочешь, но родину не позорь!”
Прямо вот так взять и заткнуться показалось нам непростительной потерей лица. Чужеземцы вокруг навевали уже совсем другие ассоциации. “Темная ночь, только пули свистят по степи…” — выводили мы задушевно и тихо, словно в тылу врага. Отсут­ствие бодрости в репертуаре не пошло на пользу, и бедной Диане снова стало нехорошо.
 — Посмотри, посмотри, они какие-то ненастоящие, эти иностранцы, — зашептала она мне на ухо. — Их даже не тошнит, замечаешь?
Но тут мы как раз прибыли к месту назначения.
***
Говорят, именно здесь располагался мифический рай на земле — легендарная Атлантида. Похоже на то. Когда стоишь на скалистом обрыве, на сот­ни метров вознесенном над морем, и видишь перед собой череду островов, покоящихся в самой чистой, самой бирюзовой, самой невообразимой воде, какую только можно представить, в голове нет мыслей, одно только счастье этого мгновенья. Да и когда мысли возвращаются, их немного. Всего одна: “Жаль, что никому не расскажешь”.
Знаете чувство — утренняя радость? Утреннее счастье? Когда впереди хороший беззаботный летний день, и еще рано, и свежо, и все во­круг благодарно славит появление солнца? Санторини — это и есть островок утренней радости. Ведь на самом деле счастлив тот, кто счастлив утром. Вечер — пора страсти и иллюзий, утро — время неж­ности и истины. А может, потому еще остров так прекрасен, что, как живой цветок, постоянно меняет свои очертания. Последнее разрушительное землетрясение случилось совсем недавно — в середине XX века. Хрупкая красота сильнее щемит сердце!
Нашего гида по Санторини звали…даже не помню как. Но ее саму я не забуду, потому что это истинный перл в моей коллекции гидов. Она не стала перегружать нас сведениями об острове — ни о его богатой истории, ни об уникальной природе, ни о небезынтересной современной жизни. Просто ничего этого, похоже, сама не знала, да и не хотела знать.
— Господи, как же мне все это надоело, — доверительно сообщила эта милая девушка. — Я так хочу в Россию! Прямо в снег! Прямо зарыться!
Так и хотелось спросить: “А что мешает?”
Вернувшись в отель переполненные впечатлениями, наутро мы были готовы к новой порции. Ведь мы за этим сюда явились, зачем же еще?
***
Покинув оживленные улицы Херсонисоса с их магазинчиками, кафе и бесконечными пунктами проката машин, мы направили стопы в горы в надежде вплотную приблизиться к природе и некурортной стороне жизни Крита. Что и удалось вполне! За городом, как и положено, располагались самые обычные огороды, только на задах вместо лопухов росли огромные кактусы. На каждом шагу теснились заросли герани. Да, обыкновенной разноцветной герани, буйно разросшейся выше человеческого роста. Куры кудахтали в курятнике на открытом воздухе, а в большом загоне жили козы. Они совершали акробатические трюки, вставая буквально на цыпочки и ловко объедая листья с деревьев.
Наш путь лежал через оливковые рощи, мимо лимонных, мандариновых, инжирных деревьев, трещали цикады, городская суета отступила, и округа приобрела мирный и даже пасторальный вид. Того и гляди выскочит из-за кустов какой-нибудь Пан, этот веселый греческий бог. Но выскочил совсем не Пан, а белый поезд с вагончиками. Его водитель предложил подвезти нас. Оказалось, он ехал на базу, находившуюся здесь, в горах, чтобы подремонтировать свою машинку. Мы познакомились. Парнишку звали… Гамлет.
А водитель автобуса на Санторини носил имя… Ангел. Но это еще цветоч­ки! Необычные имена просто преследовали нас. Распрощавшись с Гамлетом, мы пошли дальше и набрели на небольшую деревушку. В ней имелась симпатичная лавочка. Ее хозяина и во­все звали Апостолос! Это был высокий видный мужчина, чем-то похожий на директора школы. Он встретил нас как нельзя лучше, угостил популярной мест­ной самогонкой — ракией, проявив при этом до сих пор не нашедшее объяснения чудо проницательности. Нам с Лизой он предложил спиртного, Диане — воды, пояснив, что она не пьет. То есть вы поняли, это не мы ему, а он нам пояснил, что она не пьет!
***
И как всегда неожиданно подошел последний день, за который мы с Лизой успели познакомиться с писателем-сербом, покататься с ним на мотоцикле, взгромоздившись на двухколесную машину втроем, побывать в гостях на прогулочной яхте у совершенно классического старого моряка Леонидаса, дочерна загорелого, пропахшего морем и табаком. На традиционный вопрос “Do you speak English?” Леонидас, не первый день имевший дело с туристами, добродушно ответил:
 — Yes! But my English and your English may be is not the same! (Да, но может быть, ваш английский и мой англий­ский это не один и тот же язык.)
Тем не менее мы немножко поболтали, и он поинтересовался у меня, когда было лучше: при Советском Союзе или теперь. Как скажешь в двух словах?
 — И все-таки сейчас лучше! — таков был мой ответ.
 — Потому что свобода, — сделал заключение мой собеседник.
А где же Диана? Почему она пропала из виду? Наверное, потому, что по­дружилась с Марко, который заведовал арендой пляжных лежаков. Ей-то он, конечно, выдавал лежак бесплатно. Ехидная по жизни Лизка назвала это: “Он предложил ей лежак и сердце!” И Диана, попав в свой мотоциклетный рай, раскатывала с Марко по острову, и видели мы ее мало.
Ах, как прекрасно можно было бы проводить время дальше! Уже нас приглашали и туда и сюда, уже мы насмерть задружились с барменом Константиносом, который легко запомнил Диану и Лизу, но отказался забивать себе голову моим трудным араб­ским именем и объявил, что будет звать меня просто Анна. И все новые партии отдыхающих подходили к нам за разрешением одного и того же спора, который простодушные мужчины всегда проигрывали:
— Я тебе говорила — мама! А ты — сестра, сестра.
Может, у вас создалось иное впечатление, но спиртным мы совсем не увлекались, а больше напирали на чай.
Округлив глаза на столик, заставленный пустыми чашками, официант поинтересовался неожиданно по-русски:
— Еще три чайка?
Довольный произведенным впечатлением, он гордо добавил:
— Самовар!
Что называется, вот и поговорили!
***
Такая замечательная наладилась жизнь, и все-таки пришла пора уезжать. И вот мы в Москве. Вокруг обычная столичная суета, и вопреки ей красивый белоусый старик у метро играет на аккордеоне. Хорошо играет, зажигательно и страстно. Вы имеете право не верить, но это правда: он играл “Очи черные”! Это звучало как саунд-трек к воображаемому фильму про наше путешествие. Сменяют друг друга кадры — “Flying Cat”, Санторини и весь залитый солнцем Крит. И Лизка, дорвавшаяся до микрофона и доброжелательной публики, распевающая под южным звездным небом песенку собственного сочинения:
Люби это небо над головой,
Люби того, кто рядом с тобой,
Веришь в Бога — люби его
И, конечно, себя самого!
Хорошо, что есть на свете места, где это особенно легко: любить жизнь и быть благодарными. Эвхаристо, Греция! Спасибо за теплый прием.