Борис Грачевский: Хожу по солнечной стороне жизни

Фото Валерия Бакланова.

Борис Грачевский: Хожу по солнечной стороне жизни

На нынешнем Чебоксарском международном кинофестивале побывал отец “Ералаша” режиссер и сценарист Борис Грачевский. Он ответил на вопросы о своем детище и представил полнометражный фильм “Крыша”.

— Борис Юрьевич, когда в первый раз вышли на сцену?
— Очень рано, когда мне было шесть лет. Мы выступали с отцом, который работал, как это сейчас принято называть, аниматором в доме отдыха. Наш номер заключался в угадывании мыслей на расстоянии, что стоило многих сил и нер­вов для меня.
— Вы получили высшее образование чуть ли не одновременно с сыном. Это так?
— Первые мои “университеты” — Калининградский механиче­ский техникум, филиал Московского военно-механического техникума. Но мечтал работать в кино, грузил реквизит, декорации, перетаскивал мебель, носил сульфит в лабораторию. В 1969 году поступил во ВГИК. Тогда я уже работал в “Ералаше” и посещать лекции стало некогда — так оказался вечным студентом. Но когда сын Максим перешел на второй курс этого же вуза, вдруг спохватился: “Ну и разгильдяй же ты, Боря!”.
— Разруха, как известно, начинается в головах. В чьей голове начался “Ералаш”? Кто придумал его?
— Идея принадлежит Алле Суриковой. Она тогда училась на Выс­ших режиссерских курсах, написала письмо в Госкино, мол, есть “Фитиль” — сатирический киножурнал для взрослых, а давайте выпускать такой же для детей под названием “Фитилек”. Эта идея долго бродила по коридорам Госкино и в конце концов превратилась в приказ.
Делать “Фитилек” поручили сценаристу Александру Хмелику. Название пришлось поменять. Оно не понравилось Сергею Михалкову, главному редактору “Фитиля”. Наверное, ему тут почудилась конкуренция. Мы долго думали, как назвать. И тут Маша Хмелик, дочка Александра Григорьевича, вдруг говорит: “А может, “Ералаш”?” И нам с Хмеликом это название по­нравилось. Но председатель Госкино Филипп Ермаш сначала воспротивился: “Ну зачем так вызывающе?” В конце концов мы его уломали.
— Меняется время, а интерес к “Ералашу” не угасает и по сей день.
— Я просто чувствую сегодняшнюю молодежь, могу говорить с ней на одном языке, знаю, что ей интересно. Есть внутреннее чутье, которое помогает мне делать актуальные сюжеты, понятные именно сегодняшним детям.
— У кого-то из юных актеров, снявшихся у вас, наверняка сносит крышу. Практикуете какой-нибудь способ лечения звездной болезни?
— Да, зазвездившихся выгоняю немедленно. Тут ведь дело не только в зазнайстве. Беда еще в том, что симптомы звездной болезни мгновенно становятся видны на экране. У меня недавно один мальчик снялся подряд в пяти сюжетах. И сделался такой вальяжный, такой устало-снисходительный. Я, типа, все знаю, все могу. Я его вылечу: не позову больше, и на этом все кончится.
— Вы проводили кастинг на роли в сюжетах “Ералаша”. А тех, кого не брали, как утешали? Можно сказать, травма на всю жизнь.
— А не травма ли на всю жизнь, когда твоя подруга уходит с мальчиком, который тебе нравится? А не травма ли, когда ты не смогла добежать марафон и пришла третьей, а не первой? Или то, что не получила главного приза на конкурсе певцов, танцоров, и так далее? Такова жизнь. Нужно просто спокойно и грамотно объяснять ребенку, почему не он. На кастинге кинофильма “Крыша” я отсмотрел пять тысяч детей, и у меня голова шла кругом, и каждому нужно было найти слова утешения и поддержки.
— Расскажите про вашу по­следнюю работу — полнометражный фильм “Крыша”.
— Я решил, что буду снимать в классической манере, без всяких спецэффектов, и мне было приятно, когда недавно услышал, что сделал замечательный советский фильм. По иронии судьбы, первый съемочный день пришелся на ту же дату, когда сорок лет назад я появился в студии имени Горького в качестве грузчика. Получилось весьма символично.
Прокат фильма прошел достаточно незаметно, потому что весь бюджет окупил блестящий ансамбль актеров: Мария Шукшина и Валерий Гаркалин, Анатолий Журавлев и Ольга Прокофьева, Артем Артемьев. Я долго не мог найти претендента на роль музыканта. Многие советовали Гаркалина. Но я не соглашался, он же комедийщик. Через некоторое время встретил его после инсульта и увидел уставшего человека с чеховскими глазами. Мы договорились о съемках, он играл небольшие эпизоды, а в остальное время отлеживался. Гениальный актер.
— Как правило, у людей с репутацией весельчаков мироощущение довольно печальное. Судя по вашему кинодебюту, к вам это тоже относится?
— Нет, я всегда хожу по солнечной стороне жизни, но иногда впадаю в красивую грусть, становлюсь сентиментальным. Просто мне не хотелось снимать нечто комедийное, это было бы повторением “Ералаша”. Первоначально настраивался на грустную историю о пятидесятилетнем композиторе, которого знают на Западе, а на родине не понимают, о его жизни и последней любви. Но умер мой соавтор Валентин Ховенко, и все зависло. Возможно, я этот проект еще осуществлю в будущем.
А потом мне в руки попался сильный сценарий, дипломная работа Ирины Бурденковой, о том, как три двенадцатилетние школьницы прыгнули с крыши. Я сразу решил, что хочу это снимать. Начал работать, но в какой-то момент подумал: что же я творю? Это же суицидальное кино, беспросветное, черное, которое любят только фестивальщики, а не обычные люди, и показывать его детям нельзя, особенно восприимчивым подросткам, у которых тело умнее головы. В итоге я переработал сценарий — и получилась история о том, как важно родителям внимательнее относиться к своим детям. В фильме одна мать погружается в пучину страсти, другая изо всех сил делает карьеру, третья, в одиночку воспитывая ребенка, с утра до вечера носится по городу, чтобы прокормить себя и дочь.
Но история, которая произошла на самом деле, отличается от сюжета. Там в гибели девочек виновата секта “Свидетели Иеговы”. Они заморочили подросткам головы.
— У нас почти отсутствует кино для школьников и подрост­ков.
— Ну почему же? Например, есть скандально известный фильм “Школа” Валерии Гай-Германики. Хотя я против него. Мой фильм о реальной школе, он правдивее. Мы почти каждый день снимаем “Ералаш”, так что видим все, что там происходит на самом деле.
А знаете, почему так мало хороших фильмов? Во-первых, не выделяют денег. Во-вторых, зритель сам не готов воспринимать картину. Люди перестали думать и ходят в кинотеатры как на аттракционы. Покупают себе попкорн, кладут ноги на кресла предыдущего ряда и бессмысленно смотрят на экран.
Недавно показывал “Крышу” студентам. Так один молодой человек встал и возмутился: “Что вы меня загрузили? Теперь я неделю не смогу спать!”.
— В последнее время появляется все больше юмористиче­ских программ на телевидении. Вы к ним относитесь как к конкурентам или, скорее, как к коллегам?
— Смотрю их и расстраиваюсь. Например, уважаю талант Олейникова и Стоянова из “Городка”, но, к сожалению, драматургия в этой хорошей программе хромает, хотя актеры они просто классные.
— Как относитесь к черному юмору? Имеет ли он право суще­ствовать в телевизионном формате?
— Вы знаете, если это очень смешно, то я принимаю его. Есть высший пилотаж черного юмора, не тот, который на грани мата и пошлости. Он, быть может, имеет право существовать на телевидении.
— Как отреагировали на пародию на вас в “Большой разнице”?
— Это уже их четвертая попытка, так что я привык. Раз пародируют, значит, знают и помнят.
— Над чем сегодня работаете?
— Снял блок социальной рекламы. Написал сценарий с Марией Хмелик. Это драма с неожиданным финалом. Фильм специфический и называется “Между нот”. В данный момент ищу спонсоров.
— Назовите три основных правила воспитания детей.
— Уважайте своего ребенка, его интересы. Помните о том, что он такой же человек, как и вы, только пока маленький. Попробуйте понять и уважать этот чудовищный рэп, который они слушают. Конечно, после Тимати в театр или консерваторию не заведешь, но тем не менее. Уважайте, и они к вам тоже уважительно отнесутся. Это очень важно. Я и своим детям говорю: шагните тоже навстречу родителям. Протяните навстречу руки. Ну, а вообще, я хотел сказать всем одну очень важную вещь: мы будем жить лучше, у нас просто нет другого выхода.